– Добрый вечер, сеньор, – сказал Фалько.

– Докладывай.

– Новостей немного. Поддерживаю контакты с Людоедом, установил с ним доверительные отношения.

– Как подвигается история со Сломанной Трубкой? Подружились?

– Откладывается ненадолго, но время еще есть. Осуществлю в ближайшие сутки.

– А что с Черным Дроздом?

– Тоже укладываюсь в срок. Надеюсь, что для этого дела уже готово внешнее прикрытие. Это так?

– Полностью готово. Не хватает последнего мазка.

– Он будет сделан.

– Значит, с этой стороны все гладко?

– Да. – Фалько замялся на миг. – Наблюдается кое-какое напряжение со стороны спутницы Черного Дрозда, но причины его я не знаю. Может быть, личная антипатия, а может быть, и недоверие.

– Препятствует работе?

– Не похоже.

– Тогда игнорируй ее. Все внимание объекту.

– Тут было еще кое-что… Я думаю, вы в курсе. Мне пришлось искупаться.

Повисла пауза. Фалько представил себе веселую ухмылку адмирала. Или перекосившую лицо гримасу гнева. Как шеф воспримет то или иное происшествие, предугадать невозможно.

– Да, нас уведомили. Ответственных удалось установить?

– Ответ отрицательный. – Фалько взглянул на Санчеса у окна. – Но дело в том, что сюда прибыло новое руководство компании, с которой мы конкурируем на местном рынке.

Пауза была такой длинной, что Фалько подумал – связь прервалась.

– Ваши предложения по этому вопросу, Имение Тормес?

– Может быть, имело бы смысл угостить нового управляющего кофе, раз уж вы там поблизости… Есть ли пути к реализации этого?

Фалько снова бросил взгляд на Санчеса, а потом на графа, который с безразличным видом листал журнал.

– По моим сведениям, немного. Здесь заняты больше сбором информации, нежели действиями. Но можно поговорить.

– А сами заняться не сможете?

– У меня чересчур обширная сфера деятельности. – Фалько помолчал и добавил не без сарказма: – Я ведь не человек-оркестр.

В трубке раздалось внятное хрюканье:

– Кем скажу, тем и будете. Ясно?

– Да куда уж ясней… – вздохнул Фалько.

– Плохо вас слышу, Рокамболь!

– Предельно ясно, сеньор!

Новая пауза. Адмирал раздумывал.

– Могу распорядиться о поддержке. Считаете это уместным?

– Ну еще бы, Имение Тормес. В вопросах такого рода чем больше народу, тем больше и шансов на успех.

– Полагаете, это остроумно?

– Полагаю, что нет, сеньор.

– Вот и не делайте из себя клоуна. Тем паче по телефону… Теперь передайте трубку основному пайщику, а сами пропадите.

Фалько поднялся на ноги и протянул трубку графу.

– Да. Слушаю, – сказал тот.

Фалько отошел к окну, где, прислонившись плечом к стене, по-прежнему стоял Санчес. Отвел в сторону рейку жалюзи и оглядел улицу Риволи. Но не заметил ничего подозрительного.

– Они хотят, чтобы я занялся еще и Навахасом, – проговорил он негромко. – И чтобы вы мне в этом посодействовали.

Санчес медленно и печально склонил голову. Он как будто и не удивился.

– Этого следовало ожидать.

Музыка, облака дыма, гул голосов. Посетители в вечерних костюмах с подложенными по американской моде плечами и при галстуках сидят вперемежку с теми, кто одет запросто, чтобы не сказать – затрапезно. Торговцы кокаином, фальшивомонетчики, правительственные чиновники, которые нюхают поданное им вино и морщат носы, точно родились в наследственных замках, делят застолье с элегантными мужчинами, обсуждающими джаз, спортивные автомобили, колебания валютного рынка, и дамами, оставившими в гардеробе свои горностаи. Зал заполнен, что называется, под завязку теми, кто, побывав в эту ночь в пяти разных барах и дружеских компаниях, неисповедимыми путями добрался сюда и вступил в иностранный легион клуба «Мовэз фий».

На эстраде Мария Онитша в сопровождении трубы Мелвина Хэмптона пела блюзовую версию «Комм цурюк» – немецкий вариант французской «Ж’аттандрэ»[52]. Несколько пар танцевало на площадке, между столиками величаво сновали официанты. Напротив Фалько сидели Лео Баярд и Эдди Майо. Все трое были в приподнятом настроении и пили «Теттенже».

– Когда же вы расскажете нам свою историю? – спросила Эдди.

Она обращалась к Фалько, но смотрела при этом на певицу.

– Да нет у меня никакой истории. Нечего рассказывать.

– Поискать – так найдется, – сказала Эдди с загадочной улыбкой. – А женщина красивая.

– Очень, – подтвердил Баярд.

Оба они выжидательно смотрели на Фалько. Тот сделал неопределенно уклончивый жест.

– Еще шампанского? – и, не дожидаясь ответа, наполнил бокалы.

– Вы с ней спали? – спросила Эдди. – Ну, не темните. Тут все свои.

– Перестань, – урезонил ее Баярд. – Это вопрос из разряда нескромных.

Но Эдди не обратила на эти слова внимания:

– Признавайтесь – было?

– Я бы вот с удовольствием, – сообщил Баярд.

– Да я бы и сама не отказалась. Какая у нее фигура – просто само совершенство.

– Да… Будто выточена из черного дерева. И какой дикий, животный магнетизм исходят от нее… Ты представь, Эдди, какова она голая?

– Еще бы. И уверена, что нашему другу Начо и представлять не надо.

– Да-а? На чем же основываются твои предположения?

– На нем, – Эдди кивнула на Фалько. – Вот на нем и основываются.

– Женская интуиция?

– Можно и так сказать.

– И?

– Ну, видно же, что он разбирается в чернокожих певицах. Как, впрочем, и в белых.

Баярд рассмеялся. Вексель из банка Моргана, который Фалько показал ему в кафе «Липп», привел его в превосходное настроение.

– Повезло! – Баярд поднял бокал. – Это правда, друг мой? Вы далеко зашли с этой божественной женщиной? Если так, примите мое искреннее восхищение.

Фалько взглянул на Эдди. Она была в креповом платье цвета мрамора, оставлявшем обнаженными спину, плечи и руки, с ожерельем из мелких жемчужин в качестве единственного украшения. Былой опыт манекенщицы позволял ей носить этот наряд с небрежным изяществом, как вторую кожу.