Налицо широчайший диапазон компетенций, включенных в одно соглашение, изложенное на каком-то десятке страниц. Не особо напрягаясь, здесь можно насчитать как минимум четыре-пять договоров по тысяче страниц каждый. Причем с подрядчиками, существующими в разных «мирах», то есть с носителями принципиально разных, хотя и пересекающихся, компетенций. Ни один из которых никогда в истории в подобный проект не вкладывал собственных средств, оставляя эту «почетную обязанность» государственному заказчику – получателю услуг и стороне, которая обычно и является главным координатором процесса.

А Российская Федерация еще согласилась на 100 % профинансировать стройку, окупая свои инвестиции многолетней продажей электроэнергии, естественно, начиная только с того момента, как ток «весело» побежит по проводам. Настойчивые попытки россиян «подписать» турецкую сторону на софинансирование привели лишь к небольшой оговорке о том, что 49 % долей «Аккую» может быть продано иностранным партнерам-соинвесторам. Однако в условиях общемирового безденежья найти компаньона с «лишними» 10 миллиардами долларов под такие условия и с такими рисками по получению выручки, растянутой на десятилетия, – задача, прямо скажем, нетривиальная.

Можно было бы и дальше рассуждать на тему этого непростого во всех отношениях проекта, но мы поставим точку в этом бесконечном разговоре. Ограничимся лишь констатацией того факта, что один из «флагманов» российско-турецкого сотрудничества ожидает не слишком спокойное плавание.

Пустить «Аккую» к столетнему юбилею Республики, в 2023 году, как на том настаивают турки, практически нереально. Уже сейчас можно смело говорить о 2025 годе, а то и о более позднем периоде. Ну, а результаты деятельности нового хозяйствующего субъекта станут понятны где-нибудь через четверть века, когда станция заработает и вовсю начнет приносить прибыль. Автор вместе с читателями средних лет может увидеть это при жизни, а вполне может и не застать…

В общем, «Аккую» – это теперь отдаленная перспектива, интересующая только конкретных исполнителей проекта. В то же время сирийская война и «Турецкий поток» – это наше «сегодня». Вкупе с разбором завалов, возникших за семь тяжелейших месяцев кризиса в российско-турецких отношениях, и поиском ответа на фундаментальный вопрос о том, в каком направлении их теперь развивать.

Сразу оговоримся, что во фразе руководства обеих стран о выводе российско-турецких отношений на «качественно новый уровень» ответа на него не содержится. Обозначенный в качестве стратегической цели рост товарооборота между двумя странами до 100 миллиардов долларов при том, что в пиковые годы «дружбы» едва-едва удавалось дотянуться до 38 миллиардов, – это пока лишь политическая декларация. Она пока не имеет конкретного товарного наполнения, равно как и не подкреплена высокими ценами на энергоносители и необходимой покупательной способностью обеих сторон. Не говоря уже о том, что антитурецкие санкции в России пока сохраняют свою силу.

С другой стороны, верхом наивности было бы полагать, что нажатием на комбинацию из трех клавиш можно взять и перезагрузить отношения на межчеловеческом уровне, где не мог не остаться осадок из-за произошедшей трагедии. И не стоит недооценивать отложенного эффекта семимесячной обработки и россиян, и турок средствами массовой информации с апелляцией к самым глубинным и устоявшимся стереотипам и представлениям.

Капитаны на «рубке», может, и развернули уже штурвал, но человеческое сознание – штука инертная и с помощью рубильника не переключается. Именно в такие моменты начинают «выстреливать» знания, почерпнутые об окружающем мире в детстве. Оттого и цитировали мы турецкие учебники в предыдущих главах.

И, наконец, турецкая и российская внешние политики, как мы уже успели убедиться, отнюдь не пролегают параллельными курсами, не образующими пересечений. И это самое мягкое, что можно по этому поводу сказать. Здесь нужно как следует подумать, да еще и посмотреть, в каком направлении будет двигаться Турция с ее режимом чрезвычайного положения и борьбой с гюленистами. А также с нарастающими усилиями Эрдогана по «окончательному решению» конституционного вопроса и переходу от парламентской формы правления к президентской, когда президент Турции де-юре перестанет быть церемониальной фигурой, пусть и облеченной полномочиями, но все же существенно уступающей по весу премьер-министру в рамках действующей Конституции 1982 года.

То, что в настоящее время в Турции наблюдается обратная картина, а роль Реждепа Тайипа Эрдогана по факту – выше, чем у любого президента в истории страны, за исключением, пожалуй, лишь Ататюрка, так это лишь благодаря его личному статусу политика, пользующегося неиссякаемым кредитом доверия у более чем половины населения.

Да, Россия по большому счету стала единственной страной в мире, оказавшей немедленную и безусловную поддержку турецкому руководству в шаткие июльские дни 2016 года. Тем самым «заслужив» признание Реджепа Тайипа Эрдогана, обмолвившегося, что у Турецкой Республики в настоящее время в мире есть «лишь один настоящий друг» – Российская Федерация. Но, как мы хорошо знаем, в политике «сегодня – это сегодня, а завтра – это завтра». Вокруг каких целей, планов, идей и устремлений завтра сплотится турецкое общество?

Единственная константа – это сам географический факт нашего соседства с Турцией, которая в силу целого комплекса причин занимает на карте международных отношений России неизменно важное стратегическое положение.

Роль Турции для нашей страны ни раньше, ни тем более в наши дни не может измеряться только деньгами и выражаться одними лишь цифрами торгового оборота и взаимных инвестиций. Даже при весьма значительном объеме регулярных валютных поступлений от турок за российские энерго– и прочие ресурсы – газ, нефть, уголь и все остальное, что мы в состоянии предложить. И, невзирая на важность газопровода «Турецкий поток» и атомной электростанции «Аккую», ими тоже вопрос не исчерпывается…

В 2016 году мир без лишней помпы встретил восьмидесятилетний юбилей подписания Конвенции Монтре. Она в свое время явилась логическим продолжением Лозаннского мирного договора от 1923 года, установив, в частности, уже не международный, а чисто турецкий суверенитет над стратегическими по своему значению проливами Босфор и Дарданеллы. Разумеется, в рамках, очерченных Конвенцией.

Таким образом, в 1936 году Турции были вручены «ключи» от важнейшей в регионе судоходной артерии, соединяющей между собой три моря – Черное, Мраморное и Эгейское. Маршрут этот, заметим, имеет не только экономическое значение, допустим, для развоза российской нефти по всему миру, но и не в меньшей степени военно-политическое.

Ключевым в этом документе для черноморских держав, включая СССР и Россию в качестве его правопреемницы, является особый правовой статус Черного моря с ограничением универсального международного принципа свободы судоходства. Конвенция установила жесткие регламенты прохода военных судов нечерноморских стран через проливы Дарданеллы и Босфор, а также допустимую продолжительность их нахождения в бассейне Черного моря как в мирное, так и в военное время.

Так вот, существование действующей Конвенции Монтре и исправное следование со стороны Турции ее положениям – это единственное, что мешает судам НАТО свободно крейсировать вдоль российского побережья, включая важнейшие для нашей страны порты – Новороссийск и Севастополь. Исключение составляют, конечно, флоты Болгарии, Румынии, Турции, а также Украины, пусть и не входящей в состав НАТО, но от этого в настоящее время не более дружественной.