Старт, данный российско-турецкой перезагрузке в июне 2016 года, уже сам по себе привел к заметным для России выгодам. Во-первых, удалось реанимировать проект газопровода «Турецкий поток». Во-вторых, Россия получила возможность решить в свою пользу застарелую проблему с налогообложением по атомной электростанции «Аккую».

Приподнятый для Турции «зонтик» российских ПВО, позволивший турецким вооруженным силам начать операцию по созданию зоны безопасности в Сирии вдоль турецко-сирийской границы, затруднил возможности маневрирования для США между сирийскими курдами и Турцией, принуждая их к непростому выбору, каждый из которых чреват издержками. Этот шаг России не стоил ровным счетом ничего, зато Америке теперь приходится выбирать не между «плохим» и «хорошим», а между «плохим» и «еще хуже». Выбор за американцами…

В вопросе постепенного снятия антитурецких санкций и возвращения к безвизовому режиму стратегическое преимущество также сохраняется на стороне российской дипломатии. Соответственно вопрос заключается лишь в том, насколько этот потенциал будет конвертирован в прямую выгоду, а какая его часть «потеряется по дороге». Это во многом зависит от четкого понимания своих собственных интересов и возможностей и на основе этого – от корректной постановки задачи. На практике именно этап постановки задачи является наиболее трудоемким и ответственным.

Фундаментом, или, как нынче модно выражаться, скрепами, российско-турецких отношений является экономика в целом, в которой особая роль, причем для обеих сторон, отведена крупным проектам энергетического сотрудничества – от поставок энергоносителей до реализации совместных проектов. Это – та основа, которая задает отправную точку и ось движения на многие годы. Соответственно она же устанавливает ограничение на максимальную амплитуду колебаний в отношениях, хотя, как выясняется, и не является предохранителем со 100 % гарантией срабатывания в случае внештатных ситуаций.

Потенциальным источником угрозы возникновения последних является пересечение российско-турецких отношений на уже упомянутых ранее направлениях с учетом современного понимания Российской Федерацией границ своего жизненного пространства и амбициозных, имперских по своему характеру, устремлений турецкого руководства.

Внутриполитическая нестабильность в Турции, сохраняющаяся в связи с подавлением курдского сепаратизма и борьбой с гюленистами, обосновавшимся в стране международным терроризмом и событиями в соседней Сирии, является ослабляющим фактором. Все это сдерживает продвижение к намеченным целям, включая те, что продекларированы в программе «Турция-2023» и приурочены к столетнему юбилею провозглашения Турецкой Республики (см. приложение).

Соответственно турецкое руководство, а точнее, Реджеп Тайип Эрдоган в качестве инструмента по преодолению опасных для страны явлений провозгласил путь дальнейшей централизации власти и окончательного перемещения формально существующего пока центра тяжести принимаемых решений из Чанкаи (резиденция премьер-министра) в Аксарай (новая резиденция президента). Не довольствуясь при этом своим фактическим статусом Раиса, то есть главы турецкого народа, и стремясь его закрепить юридически, раз и навсегда, через принятие соответствующих поправок к Конституции 1982 года.

Со всей определенностью можно сказать, что вне зависимости от масштаба будущей конституционной реформы ее главные положения будут предусматривать ликвидацию поста премьер-министра или значительное уменьшение его роли в пользу президента. Последний, во-первых, станет главой турецкой исполнительной власти, а во-вторых, получит возможность носить в нагрудном кармане членский билет «родной» партии. Последнее будет автоматически означать, что Эрдоган в случае принятия соответствующих поправок вернется к штурвалу правящей Партии справедливости и развития, установив таким образом формальный контроль над законодательной ветвью власти, заседающей в Меджлисе. Понятно, что фактический контроль уже давно установлен.

Конституционные инициативы Эрдогана на протяжении ряда лет наталкиваются на ожесточенное сопротивление оппозиции во всем спектре – республиканцев, националистов и курдов. Оппозиция, впрочем, стеснена в возможности объединения и выступления единым фронтом по причинам идеологического свойства.

Парадоксальным образом наиболее пророссийски настроенными на нынешнем этапе развития в ряду политических сил и движений страны следует считать именно Эрдогана и его Партию справедливости и развития. К таковым нельзя отнести «чистых» националистов и ориентированных в первую очередь на США и Европу республиканцев. Их приход во власть чреват немедленной ревизией ранее достигнутых российско-турецких договоренностей, включая ключевые для России проекты газопровода «Турецкий поток» и АЭС «Аккую».

Курдская Партия демократии народов по состоянию на 2016 год окончательно маргинализирована, ее руководители лишены депутатской неприкосновенности и арестованы в рамках расследования уголовных дел о пособничестве терроризму. Более чем вероятно вынесение на повестку дня вопроса об официальном запрете курдской партии Конституционным судом страны.

Таким образом, говорить о курдском движении как о реальной политической силе в Турции в настоящее время не приходится. С другой стороны, перспективы у чисто военного решения проблемы национального меньшинства, как показывает мировой опыт, отсутствуют. Тем более, что вопрос курдов как «самой большой в мире этнической общности, не имеющей собственной государственности», из чисто турецкого, равно как иракского, сирийского и иранского, постепенно превращается в проблему международного масштаба. А сами курды все чаще апеллируют в сторону мирового сообщества, включая и Москву, исторически поддерживающую с ними тесные связи.

Можно ожидать, что в ближайшие годы роли России и Турции будут изменяться с учетом современных быстро меняющихся условий с новыми открывающимися окнами возможностей и с новыми угрозами, главной из которых является рост исламского радикализма и экстремизма.

При этом в регионах пересечения интересов двух стран нередко будет наблюдаться картина сообщающихся сосудов: усиление России будет приводить к ослаблению Турции и, соответственно, наоборот. Особенно ярко это будет проявляться в российском «подбрюшье» – регионах Кавказа и Средней Азии, где уже сегодня можно говорить о многолетнем состязании российского и турецкого влияний. Условно говоря, между агентствами «мягкой силы» – «Россотрудничеством» и TİKA. А если безо всякой условности, то между всеми государственными и частными игроками с обеих сторон.

Что же до территорий самих России и Турции, то в настоящее время в конкуренции «образов» Россия от Турции пока отстает. Наглядным свидетельством тому служит отрицательное сальдо во взаимном туристическом потоке, выдаче стипендий для обучения приглашенных студентов, а также в продвижении аудио– и видеопродукции. Пожалуй, главным российским успехом в данном вопросе можно считать поставленную на широкую ногу работу новостного агентства «Спутник» с высоким «индексом цитирования» в Турции.

Имеются также неплохие перспективы у наращивания российского влияния через серьезную и планомерную работу с многочисленной российской диаспорой, проживающей в Турецкой Республике. Разумеется, ее численность не столь значительна, как, допустим, в Израиле с его русскими партиями и движениями, но появление русскоязычных депутатов в турецком Меджлисе со временем и при определенных усилиях вполне может стать реальностью. Та же Турция с большим вниманием относится к выдвижению даже не своих граждан, а просто этнических турок в органы власти в Европейском союзе. Да и сама работа «по диаспоре» ведется турками достаточно планомерно. Соотечественники, проживающие за границей, не должны чувствовать себя брошенными и отрываться от коллектива. Такой подход нам стоит взять на вооружение.