– Да, но ведь если вы сбреете бороду, всякий увидит, что вы еще совсем молодой человек, и обман тотчас откроется?

– Но ведь разве вы не знаете, что иногда даже старик, если он сбреет бороду, кажется молодым человеком, а кроме того, сопровождать меня будет тот же спутник, который приехал сюда со мной и теперь сторожит на большой дороге, чтобы предупредить меня, если покажутся гонцы королевы. Его присутствие должно убедить их в том, что я все тот же человек, выехавший из ворот этого дома, но для того чтобы это было еще вероятнее, пусть со мной поедет еще кто-нибудь из слуг сэра Валентина, ведь его слуг знают здесь в окрестности, наверное, даже лучше, чем его самого; к тому же он может быть мне полезен, указывая дорогу, так как нам ведь придется ехать часа два не останавливаясь, спасаясь от погони, так, чтобы они не успели догнать нас.

– Вы слышали, сэр Валентин? – спросил доктор, обращаясь к раненому.

– Все это безумие, по-моему, – отвечал больной слабым голосом. – Даже если бы это было возможно, я бы не позволил никому рисковать из-за меня жизнью, как хочет сделать этот юноша. Ведь они наверное догонят вас, и тогда…

– Это еще вопрос, сэр Валентин, – ответил Гель спокойно.

– Нет, это только вопрос времени, а я ведь хорошо знаю, что ждет тех, кто помогает бежать осужденному за измену. Ведь сам этот поступок уже является изменой.

– Ну а представьте себе, что я уже сам по себе должен бежать от правосудия, представьте себе, что я совершил поступок, достойный смертной казни, и поэтому только спасаю собственную жизнь… Разве мое бегство не спасет в таком случае нас обоих? Обманывая этих людей и наводя их на ложный след, я в то же время спасаюсь и сам от них, – сказал Гель, не стесняясь этою ложью, так как ему хотелось уговорить сэра Валентина согласиться с его планом.

– Неужели это правда, Гарри? – воскликнул больной. – Но ведь в таком случае ты можешь еще бежать сам, пока не поздно. К чему тебе ждать этих людей и только этим увеличивать опасность, грозящую тебе? Я не хочу, чтобы из-за меня ты подвергался опасности.

– Но ведь меня не поймают, сэр Валентин. Неужели вы не верите в мою ловкость, в мою смелость? К чему же в таком случае моя молодость, мои сильные руки и ноги? Я всегда сумею уйти от них вовремя, но сначала я хочу спасти вас и задержать их возвращение на десять дней. Если мне удастся в продолжение пяти дней увлечь их дальше на север, по направлению к Шотландии, им понадобится потом еще пять дней, чтобы вернуться сюда.

– Но ведь это невозможно, Гарри, это безумие! – воскликнул сэр Валентин, в то время как доктор молча шагал взад и вперед по комнате в глубоком раздумье, а Антоний стоял у дверей с притворно-равнодушным видом.

– Подумай, что тебе предстоит сделать. Ты должен убегать от своих преследователей и в то же время должен это делать так, чтобы они не теряли тебя из виду, и это в продолжение целых пяти дней, а затем ты должен суметь скрыться совершенно от погони. Это невозможно.

– Это своего рода чудесный спорт, сэр Валентин! – воскликнул Гель, и глаза его радостно засверкали. – По-моему, игра стоит свеч. Это – театральная пьеса, где я должен буду играть роль сэра Валентина, спасающегося от погони. Я докажу всем, что я превосходный актер. Послушайтесь меня и сделайте так, как я говорю, а я пойду к воротам и при появлении наших врагов живо вскочу на лошадь и поеду.

– Сэр Валентин сделает так, как вы хотите, – сказал доктор, очевидно решившийся действовать как можно энергичнее, только бы спасти своего пациента. – Но вам, наверное, нужны будут свежие лошади? Антоний сейчас приготовит вам их. Потом вы говорили, что хотели бы взять с собой кого-нибудь из слуг сэра Валентина? Возьмите Антония, здесь в окрестности все его знают. А ты, Антоний, отправляйся седлать лошадей и пришли мне сюда Марию и Джона, пусть они помогут мне устроить нашего больного как можно удобнее в тайнике. Вы же, Мерриот, поезжайте прямо на север, как и говорили, мы же со своей стороны сделаем все, что можем, если вы нам обеспечите десять дней сроку.

Говоря это, доктор подошел к стене, отдернул один из ковров, висевших на ней, и открыл тайник.

Антоний, все время хмурившийся, пока доктор отдавал ему приказания, стоял в нерешительности и вопросительно смотрел на своего господина.

– Послушайте, святой отец… – заговорил вдруг сэр Валентин.

При этих словах Гель вздрогнул и внимательнее посмотрел на доктора; он понял, что видит перед собой переодетого католического монаха, очевидно тоже спасающегося от преследования королевы Елизаветы. По-видимому, он, однако, был настолько сведущ в медицине, что мог взять на себя лечение серьезной раны, полученной сэром Валентином.

– Теперь не время говорить и рассуждать, сын мой, – ответил монах. – Помните о тех, кого вы оставили во Франции, и пусть Антоний делает то, что я ему приказал.

– Ты слышал, Антоний? – заметил больной после минуты раздумья и колебания. – Приготовь лошадей.

– Трех, Антоний, – заметил Гель, который вдруг вспомнил, что драгоценное время уходит и терять его нельзя, – наших двух лошадей я могу оставить вам.

– Возьми с собой побольше денег, Антоний, – сказал больной.

– У меня есть деньги, сэр, – заметил Гель.

– Но все равно, Антоний тоже должен взять деньги, возьми половину того, что ты найдешь у меня в шкафу; остальные деньги пригодятся мне на дорогу во Францию, если только ваш сумасбродный план удастся.

– Я могу поручиться за то, что вы в скором времени очутитесь во Франции, – сказал Гель.

– Да, нам приходилось совершать этот путь даже тогда, когда опасности грозили нам со всех сторон, – заметил сэр Флитвуд, посматривая на монаха. – А теперь, Антоний, запомни еще, что я тебе скажу. В случае, если этому юноше удастся уйти от своих преследователей, ты проводишь его во Францию ко мне. И тогда, если нам суждено еще встретиться в этом мире, я сделаю все на свете, чтобы отблагодарить тебя, Гарри, за твою привязанность и самоотвержение. Конечно, я знаю, что этот дом, где я теперь нахожусь, будет конфискован и его отберут в казну, но ты сам видишь, Гарри, что я совершенно забросил свои здешние имения, в доме у меня теперь только трое слуг, тогда как раньше их было несколько десятков. Но зато все это время я заботился о том, чтобы устроиться как можно лучше во Франции, и если ты приедешь туда, Гарри, тебе не придется больше никогда испытывать нужды.

– Вы обо мне не думайте, сэр Валентин, – сказал Гель, – думайте только о себе, а пока я прощусь с вами и пойду помочь Антонию седлать лошадей, мы и так уже потеряли много времени.

Но сэр Валентин непременно хотел обнять своего спасителя и попросил молодого человека наклониться к нему. Когда тот исполнил его просьбу и поцеловал его, на глаза раненого навернулись слезы. Затем Гель обернулся к монаху, чтобы проститься и с ним. Тот молча подошел к стулу, на котором висел длинный черный плащ, снял его и подал Гелю со словами:

– Возьмите этот плащ, он принадлежит сэру Валентину и больше подходит к той роли, которую вы собираетесь играть. А теперь Бог да благословит вас.