– Но ведь, может быть, не найдя вас после первого поверхностного осмотра, они проедут дальше, в надежде найти вас где-нибудь в другом месте? – спросил Гель, стараясь хоть как-нибудь обнадежить себя.

– Нет, они никуда не уедут, а осмотрят дом только более тщательно, вот и все.

– Ну а если заставить их поверить в то, что вы действительно уехали отсюда, что тогда?

– Они в скором времени узнают о моей ране. Ведь об этом знают везде в окрестности, и они поймут, что с такой раной я не мог никуда уйти отсюда.

– Но откуда же они узнают, что рана так серьезна? Может быть, они подумают, что вы получили легкую царапину, и больше ничего?

– Во всяком случае, – ответил сэр Валентин, – они, наверное, разделятся так, что часть их бросится в погоню за мной, а остальная часть останется здесь, чтобы еще раз обыскать весь дом и, кстати, забрать все мои бумаги и документы.

– Но разве ваши бумаги спрятаны так, что, отыскивая их, они непременно нападут на ваш тайник?

– Нет, бумаги мои лежат в кабинете, в них нет ничего, что могло бы скомпрометировать меня или моих друзей; последние, к счастью, теперь вне всякой опасности.

– Но вот что, – сказал Гель задумчиво, и в уме его зародился новый план, – разве нельзя будет сделать так, что при их прибытии сюда они тут же у ваших ворот, не входя к вам в дом, убедятся в том, что вы бежали только что перед их приездом; ведь, наверное, они немедленно бросятся в погоню все до единого? Разве они станут тогда еще тщательно осматривать дом или звать на помощь констеблей? А потом, если они все время не будут терять из виду ваш след, разве они вернутся назад сюда? Конечно, может быть, они и оставят несколько человек, не больше двух-трех, для того чтобы следить за тем, что происходит в вашем доме, но ведь эти люди не будут ожидать вашего возвращения, так как они будут уверены, что вы совершенно в другом месте. Они займутся скорее осмотром вашего винного погреба, чем обыском в доме. А тогда, конечно, легко можно доставлять пищу в ваше убежище, и вы будете все время под присмотром доктора. Затем, когда вы уже поправитесь, этих людей можно будет удалить силой, или же вы просто уедете в карете, приготовленной заранее доктором, доберетесь как-нибудь до морского берега, в то время как офицер и его остальные люди будут идти по ложному следу.

– Гарри, Гарри, – сказал сэр Валентин добродушным, но грустным голосом, – ведь это все мечты, мой милый.

– Почему же только мечты, разве не может быть, что они будут сбиты с толку и бросятся по ложному следу?

– Почему бы и нет? – заметил доктор. – Устройте так, чтобы преследователи отправились по ложному следу, предоставьте мне сэра Валентина, и дней через девять он будет уже в состоянии бежать за границу. Для большей уверенности дайте мне еще десятый день, и тогда я ручаюсь за его благополучное бегство за границу. Если преследователи убедятся в своей ошибке до истечения этого срока, тогда все погибло. Но ведь если даже предположить, что их удастся обмануть у ворот этого дома, вряд ли можно будет держать их в заблуждении целых десять дней. Часа через два они уже наверняка будут опять здесь.

– Но если перед ними все время будет ехать человек, как две капли воды похожий на сэра Валентина, и если они все время не будут терять из виду этого человека, к чему они станут возвращаться раньше времени? Надо только сделать так, чтобы они догоняли этого человека и все же не догнали его, в этом вся хитрость.

– Что за вздор ты Несешь! – нетерпеливо воскликнул сэр Валентин. – Я знаю, что ты желаешь мне добра, Гарри, но ведь, право же, это несбыточные мечты. Пусть один человек или сто человек едут впереди офицера, который явится сюда арестовать меня, с какой стати станет он принимать его или их за меня?

– Они увидят его выезжающим из ворот вашего дома, когда подъедут сюда. Он будет все время впереди них, так как у него будет свежая лошадь из вашей же конюшни, а их лошади уже устанут к тому времени, и так он и будет ехать все впереди, а они будут гнаться за ним.

– Но ведь ты забываешь, мой милый, – воскликнул больной с нетерпением, – что офицер, которого пришлют сюда, без сомнения, будет меня знать прекрасно в лицо!

– Тем лучше, в таком случае он будет еще более уверен в том, что это именно вы выехали из ворот вашего дома.

– Я выеду из ворот своего дома? – спросил сэр Валентин, и в голове его мелькнула мысль, что бедный малый помешался; та же мысль, по-видимому, мелькала в уме доктора и старого Антония, с сожалением взиравшего на юношу.

– Да, сэр, – продолжал Гель, не смущаясь, – он будет уверен, что это – вы, тем более, что, узнав о вашей ране, он при свете фонаря увидит, что вы сидите на своей лошади, как обыкновенно сидят раненые люди. Кроме того, голова ваша будет откинута, как всегда, назад, а плечи высоко подняты, как это всегда бывает у вас. Левая ваша рука будет протянута вперед со свойственной вам одному манерой держать ее, а шляпа ваша будет надвинута на лоб тоже как всегда, вот таким образом! А кроме того, у вас будет круглая густая борода, по которой вас всегда так легко узнать.

И, говоря это, Гель вынул из кармана фальшивую бороду, которую он надевал во время представления и которую так и забыл в кармане, и прикрепил ее к своим щекам, а затем вытянул вперед руку, откинул назад голову, надвинул шляпу на лоб и действительно стал похожим на сэра Валентина Флитвуда.

В комнате на одну минуту воцарилась зловещая тишина.

– Актер… – прошептал Антоний в ужасе, отворачиваясь от Геля.

– Превосходно сыграно! – воскликнул доктор, и в голосе его послышалась радость и надежда. – Вы действительно очень похожи так на сэра Валентина, только надо немного подрезать еще бороду. – Говоря это, он взял со стола большие ножницы и старательно подрезал Гелю бороду. – Теперь вы смело можете сойти за сэра Валентина, – продолжал он, – особенно при свете фонаря и если вас увидят только мельком, но при дневном свете, конечно, дело иное: там ваша фальшивая борода прямо бросится в глаза каждому.

– Но ведь офицеру этому и не придется видеть ясно мое лицо после того, как я выеду отсюда, я не буду подъезжать слишком близко к нему. Он будет слышать обо мне только от встречных, от хозяев гостиниц, где я буду останавливаться. А главное то, что кроме этого офицера никто, собственно, не знает хорошо в лицо сэра Валентина, так как он большею частью живет за границей. А меня знают только в Лондоне и Оксфордшире. Кто же выдаст меня моим преследователям?

– Но вы забыли про то, мой милый, – сказал доктор, – что, как только заметят вашу фальшивую бороду, вас непременно задержат как подозрительное лицо и выдадут вашим преследователям. А те, как только убедятся в своей ошибке, сейчас же повернут обратно и прискачут опять сюда.

– Ну, это пустяки, – ответил Гель, – завтра же утром я войду в первую попавшуюся гостиницу, хорошенько укутав свое лицо, а затем в своей комнате я сниму эту бороду, так что все подумают, что я обрился; мои преследователи скоро узнают это и подумают, что я сделал это нарочно, чтобы обмануть их и избегнуть преследования. Это еще более убедит их в том, что они напали на верный след.