Но то, что она увидела, превзошло все ее ожидания.

Потому что из двери им навстречу вышла целая толпа таких же странных молодых людей.

— Это Дима, — кивнул им Слава. — Это Катя.

— Привет, чувачок, — покачиваясь, сказал болезненно худой парнишка. — Твоя герла?

— Моя, — ответил Дима.

— Жаль…

Слава растолкал их и, не обращая ни на кого внимания, провел Диму с Катей в комнату.

— Здесь сплю я. — Он указал на доисторический диван. — Это моя хаза, без нужды прошу не входить и не стучать. А вы себе выбирайте любой угол. Их тут зашибись.

— Пойдем, посмотрим? — сказал Дима.

Кажется, он чувствовал себя не совсем уютно. Видимо, не представлял себе отчетливо, куда переезжает. Впрочем, ему не из чего было выбирать.

Катя осматривалась, ужасаясь, как люди могут жить в таком свинарнике…

Комнат в квартире было много, но все обшарпанные, с ободранными, свисающими клочьями обоями, на которых виднелись кровавые подтеки от раздавленных клопов.

Вместо кроватей на полу несвежие матрасы без простыней. На кухне черная, залитая многократно и от этого постоянно пригорающая плита, разболтанная раковина, в которой отмокал ковшик с припекшимся зельем… А в туалет войти было просто нельзя — такой запах шибал в нос, что Катя пулей вылетела оттуда, сдерживая тошноту.

— М-да… — вынес свой вердикт Дима. — Ну что ж, мы займем крайнюю комнату. Там поспокойнее.

«Мы!» — обрадовалась Катя. Господи, да с ним она готова ночевать хоть на помойке, хоть на погосте, лишь бы рядышком!

В крайней комнате спала на полу абсолютно голая девица. Она раскинула ноги и тяжело похрапывала.

Дима бесцеремонно потряс ее за ногу.

— Эй, подруга, освободи жилплощадь!

Девица подняла всклокоченную голову и посмотрела на них мутными, ничего не соображающими глазами.

— Пошел… — невнятно бормотнула она и рухнула обратно.

Дима ухватил ее ногу и волоком потащил девицу к двери.

Она опять вскинула бессмысленный взор и, с трудом ворочая языком, спросила:

— А ты кто? Че раскомандовался?

— Я здесь живу, — ответил Дима.

— А… Так бы и сказал…

Девица поднялась на четвереньки, постояла, раскачиваясь, опять упала и героическими усилиями вновь утвердилась на четырех конечностях.

Она попыталась выпрямиться, упираясь руками в стену, но попытки успехом не увенчались, и она двинулась к двери на локтях и коленях, приволакивая левую ногу.

— А где мои трусы? — с обидой поинтересовалась она у Димы.

— Не знаю, я не брал, — усмехнулся он, откровенно веселясь над бесплатным спектаклем.

— А кто брал?

Девица выползла в коридор и продолжила поиски там.

— Шваль! — прокомментировал Дима.

— Не смейся, — сказала Катя. — Ей ведь плохо…

— Меньше жрать надо было. Свинья! И все свиньи! Смотри, замок с мясом выдрали!

Дима осмотрел дверь и, к счастью, обнаружил защелку.

А Катя с брезгливостью оглядывала матрас, с которого только что сползла девица. И здесь им предстоит спать?!

Он весь был в каких-то подозрительных пятнах, и пахло от него чужим грязным телом и каким-то лекарством…

Помнится, мама давала ей с собой постельное белье и верблюжье одеяло с коричневым узором, напоминающим восточный ковер…

Дима перехватил ее взгляд и указал на картонную коробку.

— Все здесь.

— Умничка! — просияла Катя.

— Простите, у вас не найдется немного хлорки?

— Хлорки? А «Комет» подойдет? Или «Санитарный»?

Соседка из квартиры напротив смотрела на Катю с недоверием и подозрением.

— А зачем тебе хлорка?

— Полы хочу вымыть…

— Полы? — Соседка чуть не лишилась дара речи.

— Да… И если можно, какую-нибудь тряпку… Спасибо…

— Т-тряпку?

У соседки руки тряслись, когда она вынесла Кате тряпку и банку хлорированного порошка. Подумать только! В этом притоне кто-то собирался делать уборку! Уму непостижимо!

Через пару часов их новое жилище было преображено до неузнаваемости. Свежевымытые полы пахли хлоркой и лимонной отдушкой, стекла блестели, подоконники сияли чистотой.

Убогий матрас был накрыт чистой накрахмаленной простыней, а поверх пушистым верблюжьим одеялом.

Вторая простыня висела на гвоздиках поперек окна, выполняя функцию шторы. А к подоконнику была прикреплена настольная лампа-прищепка.

На самом же подоконнике Катя расставила вынутые из коробки лосьоны, косметичку, помаду — все то, что Димка позабыл второпях кинуть ей в чемодан…

Она радовалась своим сохранившимся вещам, как родным, которых не видела много лет. Она соскучилась по ним — каждый флакончик напоминал ей о кусочке времени, прожитого с Димой…

Счастливое тогда оно у них было… По сравнению с нынешним — так просто беззаботное.

И еще одна находка обрадовала ее чуть ли не до слез…

На самом дне картонной коробки обнаружился футляр со скрипкой!

Катя осторожно достала ее, развернула фланелевую пеленку, погладила ладонью темный, кое-где поцарапанный лак…

Сколько она уже не играла? Два года…

Она думала, что все уже позабыла, но руки сами привычно вскинули скрипку к плечу, щека коснулась подбородника, а пальцы прижали струны…

Смычок легко взлетел над ними и едва заметным касанием извлек гирлянду протяжных, певучих звуков…

Катя узнала их. Это было начало фуги Баха…

Дима посмотрел на нее и поморщился. Он достал свою гитару, настроил ее и улегся поверх одеяла.

— Спеть? — спросил он и, не дожидаясь ответа, начал играть:

Вот стою на камне…

Дай-ка брошусь в море…

Что судьба несет мне,

Радость или горе?

Может, озадачит?

Может, не обидит?

Ведь кузнечик скачет,

А куда — не видит!

— А почему не видит? — спросила Катя.

Она вновь бережно завернула скрипочку и уложила в футляр. По Диминому пению она соскучилась больше, чем по инструменту.

— Глаза на коленках, — усмехнулся Дима. — А скачет он коленками назад…

Она подошла и легла рядом с ним. Прижалась всем телом, мешая играть.

А Дима словно не замечал ее недвусмысленного порыва — продолжал бренчать по струнам, а потом затянул во всю глотку дурашливое: