Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что, боишься потерять работу?
— Да, — сказала я. — Они просили меня приехать еще вчера. Когда мистер Карр-Браун обо мне спросит, скажи, что я завтра вернусь.
Я быстро дошла до границы поместья и свернула на тропинку, чтобы срезать путь до главной дороги. До сих пор я никого не встретила, если не считать двух работников, которые обрезали ветки какаовых деревьев и не обратили на меня внимания. Если я потороплюсь, думала я, то успею на автобус до Аримы, а там пересяду на другой, который отвезет меня в Порт-оф-Спейн. Это займет все утро, а может быть, даже целый день, если придется долго ждать второго автобуса. Я чувствовала радостное волнение; на сердце у меня было легко и весело. Но в Ариме на обочине дороги я увидела дохлую летучую мышь с истончившимися, как прозрачный шелк, крыльями и оскаленными желтыми зубами. Кажется, у нее была сломана шея. Я испугалась: дохлая летучая мышь никогда не предвещала ничего хорошего.
К тому времени, когда я добралась до дома Родригесов, было уже почти темно. Я не ожидала застать там Марву, но, войдя через заднюю дверь и увидев ее на кухне, тут же поняла, что она полностью взяла ведение дома в свои руки. Стоя спиной ко мне, она вынимала вещи из корзины для грязного белья. Я думала, что она одна, пока не услышала его голос.
— Специалисты говорят, единственное, в чем она действительно нуждается — это полноценный отдых.
— Кто бы мог подумать, сэр, — сказала Марва, как будто речь шла о каком-то чуде. — Изабель с удовольствием заботится о сестре. Впервые за много лет им удалось провести вместе столько времени.
Я собиралась впорхнуть с таким видом, будто уехала только вчера, но мои ноги вдруг приросли к полу. Я прислонилась к стене, чтобы они меня не заметили.
— Наконец-то мадам получила возможность как следует познакомиться со своими племянниками и племянницами, — сказала Марва, — и полакомиться английскими фруктами, о которых она столько рассказывала.
— Да, она уже слегка поправилась. Наверно, ест много шоколада!
Они дружно рассмеялись.
— Вот и прекрасно, сэр, — сказала Марва. — Она будет встречать вас в аэропорту?
— Да, и потом мы вместе поедем в деревню.
У меня упало сердце.
— Хорошо, что дети смогут пообщаться со своими кузенами и кузинами.
— Ну конечно, сэр.
Теперь Марва наполняла раковину. Я слышала стук тарелок и звон ножей и вилок. Потом она сказала:
— Настало время вашей семье собраться вместе.
— Привет, Марва, — сказала я, показавшись в дверях. — Здравствуйте, сэр.
Доктор Эммануэль Родригес смотрел на меня с испуганно-растерянным видом, как будто к нему в дом вторгся незнакомец.
— Извините, что потревожила, — сказала я. — Я не хотела вас пугать. — И, повернувшись, направилась в свою комнату, отчасти готовая к тому, что увижу свои вещи запакованными, а на их месте — вещи Марвы, совсем как когда я первый раз появилась в этом доме и одежда предыдущей горничной еще лежала в комоде. Но, к моему удивлению, в комнате все было так, как я оставила.
Поздно вечером, когда Марва ушла, а дети легли спать, я вошла в кабинет доктора Эммануэля Родригеса.
— Когда вы собирались мне сказать?
Он выглядел смущенным, как будто не вполне понимал, о чем я говорю.
— О чем сказать, Селия?
— Я слышала, вы собираетесь в Англию?
Он опустил глаза.
— Я собирался сказать тебе об этом завтра. Нам вообще нужно поговорить. Поэтому я тебе и написал.
— Когда вы уезжаете?
— В субботу.
До субботы оставалось четыре дня.
— Надолго?
— На два месяца. — Он говорил деловито и равнодушно, как будто разговаривал с полузнакомым человеком, более того, с человеком, который ему не очень-то симпатичен. Небрежным движением он поправил стопку бумаг и переложил на край стола.
Я не ожидала, что он уезжает так надолго. Меня охватила слабость. Внутри все задрожало — так бывает, когда у человека жар, а он стоит на холодном ветру.
— А что же мне делать?
Доктор Эммануэль Родригес встал.
Я еще раз повторила:
— А что мне теперь делать?
— Селия, мне нужно, чтобы к тому времени, как мы вернемся, тебя здесь не было. Я не могу позволить, чтобы Элен тебя застала. — Он прижал руку ко лбу, как будто ему было трудно говорить. — Ее последний срыв произошел из-за тебя. — Он быстро исправился: — Из-за нас. — Он обошел стол с другой стороны и оперся на него. — Оказалось, что она уже давно все знала. Я не могу еще раз подвергать ее этому. Она согласилась вернуться только при условии, что тебя здесь не будет, когда она приедет. Я не мог ей отказать: она мать моих детей. Моя жена.
Мы стояли, глядя друг на друга. Потом он подошел ко мне, и я сделала шаг назад. Он положил руки мне на плечи; в этом не было ничего сексуального, это был отечески-успокаивающий жест.
— Это просто не может повториться еще раз. Элен на четвертом месяце беременности.
— Беременности?
— Да, представь, мы понятия не имели. У детей появится братик или сестричка. — В его голосе прозвучала радость. Я продолжала смотреть на него, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами. Вот они уже покатились вниз по щекам. — Ты можешь оставаться здесь, пока не устроишься. Не знаю, может, тебе будет лучше в Тамане, или ты поищешь другую работу где-нибудь тут. — Он говорил уже гораздо мягче. — Но в любом случае, к нашему возвращению ты должна отсюда уйти.
Упоминание о Тамане заставило меня подумать о тете Суле.
— Моя тетя очень больна. Я хотела, чтобы вы поехали со мной в деревню. Отчасти ради этого я приехала.
Я видела, что он не знает, можно ли мне верить.
— До нашего отъезда уже ничего не получится. У меня еще слишком много дел. Но если хочешь, я могу поговорить с доктором Андерсоном.
Я не стала слушать, что еще он скажет.
На следующее утро я встала очень рано и убрала свою комнату. Там накопилось много пыли, на полу в ванной валялось с полдюжины дохлых тараканов. Я открыла жалюзи, чтобы проветрить.
Вильям, увидев меня, и удивился, и обрадовался.
— Когда ты приехала? А мне никто и не сказал. — И вслед за этим: — Ты получила мое письмо?
— Да, Вильям. Извини, пожалуйста. Я собиралась тебе написать.
Я объяснила, что приехала не больше чем на пару дней, только для того, чтобы забрать кое-что из одежды, и что мне нужно обязательно вернуться в поместье, потому что моя тетя больна.
Он выглядел так, будто его стукнули по голове.