—Елецкий, смотри сюда,— вдруг вырвала меня изотвлеченных размышлений Ольга Борисовна:— Яхочу красное, но…— тут она замялась, переложив одно изярко-пурпурных платьев, потом другое, потом вовсе потянувшись кголубому,— иэто тоже неплохое. Аесли это сзолотым шитьем? Хотя его только набал или водворец. Ну, что скажешь? Все нехочется мерить.

—Оль, янезнаю. Тычаще всего носишь синие иголубые— прекрасно ктвоим волшебным глазам,— высказался я.— Авкрасном ятебя еще невидел.

—Значит, сейчас увидишь. Так давайте это, это иэто впримерочную,— Ковалевская отложила несколько нарядов инаправилась кдвери между двух высоких зеркал.— Да, еще вон тотоже принесите,— она обернулась, указав одно изплатьев, оставшихся надлинном столе. Потом глянула наменя:— Тыжди здесь,— строго сказала княгиня.— Япозову.

Она позвала нескоро. Вернее, вышла сама внаряде темно-красного атласа сзолотистым шитьем покраям:

—Смотри наменя. Нравиться?— Ковалевская казалась сосредоточенной, будто сейчас отвыбора зависело что-то невыразимо серьезное, немного попозировала, подбоченившись.

—Великолепно,— сказал я, подходя ближе ипопытавшись ееприобнять.

—Руки!— сердито шепнула она.— При них ненадо,— добавила она, бросив взгляд нахозяйку салона иеепомощниц.— Сейчас другое померю.

Она исчезла минут напять. Неужели так долго можно надевать платье? Появилась снова вкрасном, новдругом, более легком, достоинством которого было то, что сбоку открывались бедра досамого верха. Ну, очень соблазнительно! Аруки пускать вход княгиня пока запрещала.

—Нет, это мне ненравится,— решила Ковалевская, повертевшись перед зеркалом ибросила мне:— Жди!

Еще минут пять томительного ожидания, вобществе незнакомых дам, болтавших очем-то неинтересном. Ивот наконец Ольга Борисовна вроскошном голубом сзолотом наряде, которое очень идет ееглазам.

—Нравится, Елецкий?— она замерла передо мной, глядя наменя сприщуром иулыбкой.

—Очень! Какая роскошная девочка!— вполне искренне сказал я.

—Иеще сейчас одно померю,— она повернулась кдвери.

—Ваше сиятельство, зачем бегать туда-сюда? Может разумнее пусть меня впримерочную?— предложил я.

—Неслишком литымного хочешь?— негромко произнесла она. Иеще тише добавила:— Ладно, зайди.

Мызашли. Княгиня подошла кдивану, накотором были разбросаны одежды исказала:

—Ну-ка отвернись. Жалею твое зрение.

Яотвернулся, сдерживая смех. Слушая как она шуршит тканями новых одеяний. Затем раздался еесеребристый голосок:

—Можешь смотреть!

—Вот это мне нравится больше всех,— сказал яразглядывая княгиню смужской жадность. Платье помногом походило напредыдущее голубое, новэтом было меньше золотой помпезности, нонамного больше сексуальности. Агрудь… Здесь мне подумалось, что дыньки госпожи Ковалевской еще более аппетитны, чем убаронессы. Да, да, это точно! Яневыдержал так исказал:

—Боги, какие утебя дыньки! Они должны стать моими!

—Дыньки?— Ольга Борисовна нахмурилась.

—Дыньки,— яподошел вплотную иположил ейладони нагруди.

—Нутыинахал,— она приоткрыла ротик отнеожиданности.

—Помнишь, очем япросил эйхосе? Давай без платья…— яобвил еезаталию.

—Утебя есть для этого Айлин,— княгиня невырывалась— инатом спасибо.

—Оль, ну, пожалуйста,— сказал я, вспомнив оментальном шаблоне «Капли Дождя».

Активировал его, прикосновением руки передавая ейспокойствие ирасслабление— топриятное состояние, когда исчезают негативные эмоции.

—Елецкий, нупочему тытакой? Почему мне иногда хочется идти тебе навстречу?— она отступила напару шагов ирасстегнула пуговицу сбоку.— Помоги…— Ольга повернулась спиной, позволяя снять платье.

—Доволен?— она глянула насебя взеркало иснова вернулась комне, оставшись лишь трусиках иголубом бюстгальтере.

—Очень!— едва касаясь япровел отеебедер вверх, повторяя формы прекрасного тела.— Иеще нужно снять это…— мои пальцы зацепились забюстгальтер. Ковалевская молчала, иясам дал рукам волю, выпуская еевосхитительные груди.

Любовался ейсминуту— она смотрела наменя сулыбкой, все больше расплывающейся поеелицу. Вней небыло даже капли возмущения.

Чувствуя жгучее возбуждение, яобхватил Ковалевскую ивпился веегубы.

—Сбылась твоя мечта?— она тяжко дышала после поцелуя. Еще бы— онбыл долгим.

—Да. Только есть нюанс,— янеспешил ееотпускать.

—Какой еще нюанс?— Ковалевская смяла ткань моего сюртука вкулачке.

—Нюанс втом, что тынаяву прекраснее, чем вмечтах,— моя твердь пыталась разорвать брюки.

—Ах, вот как! Вы, граф, стали так щедры накомплименты итак смелы. Раньше язавами такого незамечала. Все, отпусти, атоутебя вбрюках происходить что-то страшное. Еще нехватает, чтобы они стали мокрыми,— она вывернулась измоих рук, подошла кдивану, чтобы одеться.— Ипомоги выбрать, какое изплатьев взять. Яврастерянности. Нравится иэто…— она кивнула напоследнее, которое мерила,— Ито, сзолотом— ябыего одела водворец наприем. Кстати, нас император третьего мая приглашает. Или красное взять?

—Какой сложный ребус,— ярассмеялся.— Ямогу его легко решить. Нужно взять все три.

—Елецкий… Тыэто всерьез? Это дорогие платья. Мыв«Золотых Лилиях». Помоги,— она повернулась спиной, чтобы застегнул пуговицу.

—Ковалевская, явполне серьезно. Бери все три. Вкрасном тебя видеть непривычно, аоба голубых тебе очень идут,— сказал я, неторопливо справляясь сзастежкой инеупуская случая погладить еегрудь.

—Ладно. Тысам наэто напросился. Возьму три!— она резко повернулась, глядя наменя свызовом иусмешкой.— Исейчас пойдем вмужскую одежду, якуплю тебе тоже что-нибудь приличное.