– Я не ребенок, Айви, – говорит Руби. – И не надо разговаривать со мной как с маленькой.

Айви краснеет. А как с ней еще разговаривать, если она стала такой беспомощной, ничего не понимает и не способна выполнить самые элементарные просьбы? Пристыженно Айви отвечает:

– Конечно, ты не ребенок, Руби. Прости, пожалуйста.

Все неловко молчат. Никто не хочет унижать Руби, но все вынуждены обращаться с ней как с ребенком хотя бы ради ее собственной безопасности. Например, сегодня ночью Руби бродила по фойе, ее подловили там Табита с Урсулой. Все боятся, что Руби выйдет на улицу и потеряется. Квини пообещала придумать какое-нибудь подстраховочное устройство для входной двери, но прежде ей надо разобраться со Вспоминатором.

Руби с подозрением глядит на Айви, словно понимая, что ею манипулируют. Урсула маячит в сторонке, тихо заламывая руки. Лицо Иезавель искажено в страдальческой гримасе, ведь, унижая Руби, они унижают и самих себя. Табита сердито зыркает на всех из угла, Виджет сидит, повесив голову, а у Квини такой вид, словно она перепила кофе и теперь от нее можно запитать энергий небольшой городок, как минимум. Глаз у нее дергается, и она так сильно скрипит зубами, что на скулах выступили желваки.

Иезавель выдавливает из себя улыбку:

– Давай я наколдую природу прямо здесь, и мы устроим пикник. Что скажешь на это, Руби?

Руби молча кивает, немного смягчившись, но продолжает дуться.

Айви бросает на Иезавель благодарный взгляд, пока та выходит из лаборатории. Теперь в помещении остается четыре ведьмы, ворона и призрак, но из-за большого количество станков, верстаков и другого оборудования тут все равно тесно.

– Руби, ты присядь, – просит Квини, так ей не терпится начать. – А пикник будет позже.

– Я не хочу.

Все снова молчат, не смея взглянуть друг на друга, и каждый думает: «Ну и что нам теперь делать?»

– А давайте все по очереди испытаем Вспоминатор, – вдруг весело предлагает Урсула и направляется к стулу. – У меня тоже память не очень. Например, недавно забыла надеть тунику и бродила по дому совершенно голая, – делится она с Руби.

– Прямо как Иезавель? – с улыбкой спрашивает Руби.

Урсула смеется:

– Да, прямо как Иезавель. – Урсула кивает на шлем и спрашивает у Квини: – Можно я первая?

– Пожалуйста. – Квини усаживает Урсулу и берет со стола шлем.

– Кажется, я потеряла кроличью лапку-талисман. Надеюсь, Вспоминатор поможет мне освежить память, – говорит она.

– Когда ты потеряла – это еще ладно, – каркает Виджет. – А представь, каково было бедному кролику.

Квини надевает шлем на голову Урсулы и подсоединяет его к контрольной панели. Довольная, что пока все идет хорошо, Квини включает устройство, и оно начинает тихо жужжать в точности как вчера. Квини задерживает дыхание, опасаясь, что система снова откажет и ее потом не привести в рабочее состояние никакими уговорами или криками.

Но устройство продолжает жужжать, и Квини с довольной улыбкой поворачивает диск настройки и дергает за рычажок, словно это не серьезная машина, а игромат в казино Лас-Вегаса. Айви весело представляет, что вот-вот глаза Урсулы начнут вращаться подобно кружочкам с вишенками, знаками доллара или красными семерками, а потом Квини объявит джекпот.

Но тут никому не до игр. Квини задает Урсуле стандартные вопросы, и пока та отвечает, настраивает машинку, щелкая рычажками. Машинка клацает, гудит, словно переговариваясь со своей создательницей, бормочущей что-то себе под нос.

Через пять минут таких манипуляций на лице Урсулы вдруг появляется радостное выражение.

– Кроличья лапка осталась в «Кадиллаке»! – объявляет она. – Я ее там забыла, когда мы ездили забирать Руби.

Все хлопают в ладоши, и даже Айви немного воспряла духом.

– Кто еще хочет попробовать? – спрашивает Урсула, стягивая с себя шлем.

– Давай я. – Айви забирает шлем, садится и терпеливо ждет, пока Квини настроит машинку.

Добившись, чтобы аппарат заработал в оптимальном режиме, Квини спрашивает:

– Что бы ты хотела вспомнить?

– Я тут уже несколько дней пытаюсь вспомнить название одного гриба, оно вертится у меня на языке, но все без толку.

В последнее время с Айви часто такое случается, и она злится на себя. Будто у тебя чешется мозг, но почесать его ты не можешь. В такие моменты Айви начинает перебирать в уме всякие слова, похожие на абракадабру, мучаясь неделями, пока наконец ответ не приходит сам. Например, в последний раз это случилось в два часа ночи благодаря тому, что Айви ударилась большим пальцем ноги о порог туалета.

Квини внимательно следит за панелью.

– Попытайся представить себе этот гриб, – говорит она.

Айви рисует мысленную картинку гриба – у него еще на шляпке выделяется такая кровянистая жидкость. От сидения в шлеме она начинает испытывать клаустрофобию, как вдруг в голове что-то щелкает, и нужные слова срываются с губ подобно конфетам, вылетающим из автомата.

– Гиднеллум пека [89]! – выдает Айви.

– Аминь, – смеется Урсула и оборачивается к Руби: – Скажи здорово? Не хочешь попробовать?

Айви поднимается со стула, снимает шлем, и тут Руби интересуется:

– А как же Тэбби? Она же еще не участвовала.

Все смотрят на Табиту прямо как в былые времена, когда она была центром всеобщего внимания, а не просто призраком, воспоминанием.

46

Пятница, 29 октября

День. Осталось пятьдесят пять часов

– Тэбби, теперь твоя очередь, – говорит Руби. – Что бы ты хотела вспомнить?

Этот вопрос задан столь простосердечно и столь искренне, что Тэбби почти не чувствует укола в сердце – вернее, в то место, где оно могло бы находиться, если б не перестало биться в ту злополучную ночь.

Табита могла бы много чего вспомнить, во всех красках и деталях. Например, вставших на дыбы испуганных семерых коней с бельмами вместо глаз. Или платье с блестками, отбрасывающее сотни искр. Но многое из тех дней позабыто, и от конкретных воспоминаний остался лишь клубящийся туман.

Поскольку Табита так и не смогла покинуть дом, в котором других призраков кроме нее не обитает, она не знает, нормально это или нет – не помнить событий, приведших к собственной смерти. Ей непонятно также, почему она осталась тут, а Мирабель – нет. И что будет с остальными ведьмами? Неужели после их смерти она останется тут совсем одна?

И все-таки Тэбби чувствует, что воспоминания эти где-то есть. Разве не может Вселенная, забравшая у тебя жизнь, сделать для тебя хотя бы такую малость, как позволить вспомнить последние минуты твоей жизни, когда твоя грудная клетка еще вздымалась, даруя телу возможность пребывать на этой земле.

Впрочем, у Вселенной – весьма своеобразное чувство