Родители стали рассеянными и менее требовательными, и детям это, безусловно, нравилось, если бы только не скверное ощущение того, что в доме что-то происходит. Что-то неладное. Что-то, нарушающее привычный ход вещей.

Ко всему прочему, мать заявила, что на зимние каникулы они никуда не поедут, а ведь еще с лета планировали отправиться в Австрию кататься на лыжах. «Ничего, и у нас снега много», – сказала мать, закрывая тему. Отец только кивнул головой. Казалось, что ему вообще ни до чего нет никакого дела. Дети были возмущены и чувствовали себя обманутыми.

В довершение всего бабушка, посещавшая их каждую неделю, резко прекратила визиты и попросила детей навещать стариков у них дома. Дедушка к ним тоже носу не казал. Казалось, семью Соболевых отрезало от всего мира. К ним приходила только одна молодая женщина в строгом костюме и с портфелем в руках. Вежливо и чуть виновато поздоровавшись с детьми, она надолго исчезала в кабинете родителей и вела с ними долгие разговоры. Дверь закрывали на защелку, а Машу и Петю отсылали делать уроки с просьбой не беспокоить по пустякам.

Время шло, а в их доме ничего не менялось. Вечерами в квартире стояла гулкая тишина, все были заняты своими делами. Но желания собраться, как прежде, под оранжевым абажуром ни у кого не возникало…

На следующий день государственный обвинитель зачитывал данные экспертиз. Несмотря на то, что все имеющиеся в деле заключения были сделаны на сухом профессиональном языке, Виктории было сложно отвлечься от их подлинного смысла.

– Заключение биологической экспертизы, том 1, страницы 25–27, – казенным тоном произносил прокурор, отыскивая в материалах дела нужный фрагмент. – Итак, во влагалище потерпевшей обнаружена сперма – специалистом был взят мазок Кисловой. Был проведен смыв с полового члена гражданина Соболева…

Виктория почувствовала тошноту, представив, как отвратительно должна была выглядеть со стороны данная процедура. Она видела Софью Кислову, раскорячившуюся на гинекологическом кресле, в то время как врач берет у нее пробу. Еще позорнее, должно быть, выглядел ее муж, Соболев, стоя со спущенными штанами напротив человека в белом халате.

– Сперма, обнаруженная во влагалище потерпевшей, могла принадлежать обвиняемому, – зачитал обвинитель выводы эксперта.

Все подтверждало тот факт, что Соболев и Кислова в ту ночь были вместе как мужчина и женщина. На вопрос, имело ли место насилие, ответит судебное следствие, но сейчас можно было уже сказать вполне определенно: муж Виктории изменил ей.

Соболевой не хотелось признавать печальный факт, и она до последнего момента тешила себя надеждой, что обвинение – всего лишь происки отвратительной женщины. Аркадий говорил ей, что ничего не помнит, что проснулся в гостиничном номере без малейшего понятия, как туда попал. Виктории представлялось распростертое тело мужа на кровати и его бледное опрокинутое лицо. А рядом с ним была эта ужасная женщина, проделывавшая какие-то грязные трюки в тот момент, когда он находился в беспамятстве. Она воспользовалась его беспомощным положением. Виктории, кажется, доводилось где-то читать, что некоторые коварные особы, для того чтобы сымитировать преступление, вводили себе во влагалище сперму через обычный шприц. А вдруг произошло то же самое и Аркадий чист, как новорожденный младенец? Виктория встрепенулась, но тут же ей в голову закралось сомнение: где же тогда Кислова раздобыла семя ее мужа? Нет, все слишком замысловато. Разгадка лежит на поверхности – Аркадий просто переспал с ней…

Обвинитель перешел к исследованию волос, изъятых с простыней гостиничного номера, и кровяных пятен. Это было не менее отвратительно, и Виктория задалась вопросом, как вычесывают волосы с лобка. Неужели кто-то водил расческой по интимным частям тела ее супруга? Ей Аркадий не рассказывал о процедуре, наверное, щадя ее нервную систему. Ей представилось, как должен был страдать он, испытывая на себе унизительные действия. Ведь ее муж не настолько свободен от комплексов, чтобы относиться к подобному без переживаний. Обычно Аркадий не позволял себе ходить по дому в плавках и всегда тщательно следил за тем, чтобы их занятия сексом не сказывались на нравственности детей. Маша и Петя были уже совсем взрослыми, и их трудно было обмануть запертой дверью в спальню. Поэтому супруги могли предаваться любви, чувствуя себя свободно, только лишь в отсутствие детей или же ночью, ранним утром, когда те спали. Это была небольшая плата за удовольствие, Соболевы не чувствовали себя стесненными. Ведь они любили друг друга. Или им казалось, что любили?

Виктория и представить себе не могла, что уголовное дело по изнасилованию влечет за собой столько разных медицинских манипуляций, самой безобидной из которых был забор крови. Она знала, что ее муж, прямо как ребенок, боится всякого рода анализов. Каждый год он прогуливал профосмотры, всегда находя вескую причину. Здесь же ему отвертеться не удалось.

После того как были зачитаны результаты нескольких экспертиз, выводы которых оказались неутешительны для Аркадия, обвинитель начал знакомить суд с данными освидетельствования. На груди обвиняемого и на его животе были обнаружены царапины, что позволяло сделать вывод: потерпевшая оказывала ему сопротивление. На внутренней стороне бедер Кисловой тоже имелись отметины в виде нескольких кровоподтеков. Ссадины и отечность были обнаружены в промежности и в области ануса, что подтверждало позицию обвинителя о повторном половом сношении – в извращенной форме. Виктория явственно чувствовала приступы тошноты. Все то, что в их интимном лексиконе имело свои ласковые, шутливые прозвища «Дружок», «Киска», в медицинской терминологии звучало натуралистично и грубо. Виктории вдруг показалось, что вся их супружеская жизнь была лишь цепью грязных актов и извращений. Обвинение Аркадия бросило и на нее свою тень. Виктория поймала на себе несколько любопытных взглядов. Людям было интересно, как выглядит жена насильника, что чувствует та, когда клеймят ее мужа. Это было ужасно, и ей пришло в голову, не переоценила ли она свои силы, заявив, что будет участвовать во всех заседаниях суда.

Обвинитель говорил уже о следах давления на шее потерпевшей. Новая тема показалась Виктории более сносной. Но в очередной раз она пожалела, что Аркадия не обвинили в совершении какого-нибудь другого преступления, пусть более тяжкого, но не столь позорного, как изнасилование.

Прокурор говорил, что повреждения на шее не повлекли для здоровья потерпевшей последствий, и Виктория почувствовала облегчение. Такой сильный мужчина, как Аркадий, вполне мог бы своими руками лишить потерпевшую жизни, имей он на то умысел. Значит, адвокат права, говоря о том, что покушение на убийство не найдет подтверждения в суде. Хотя, если бы у нее была возможность на что-то влиять, она остановила бы свой выбор именно на покушении, отбросив в сторону изнасилование. Но все шло своим чередом.

На свидетельской трибуне появился эксперт, проводивший исследование. Виктория с недоумением оглядывала его, не находя в нем ни малейших признаков интеллигентности, свойственных врачам. По всему видно, он был шустрым малым и за словом в карман не лез. Будь судья немного проще, эксперт не постеснялся бы рассказать участникам заседания какой-нибудь сальный анекдот на заданную тему. Как поняла Виктория, мужчина был универсалом, поскольку исследовал потерпевшую и обвиняемого. Ему можно было задать вопросы, но государственному обвинителю все казалось ясно. Право допроса перешло к адвокату.