Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне было восемь лет! Как вы могли спрашивать у ребенка? – я нашла в себе силы возмутиться.
– Во-первых, я не смотрю на возраст. Для меня свет души ребенка и души взрослого выглядит одинаково. Во-вторых, я дал тебе время подрасти и набраться опыта. А в-третьих… Я спрашиваю сейчас, – Двуликий с мягкой улыбкой взял меня за руки. Я чувствовала его «кожу», как что-то невообразимо приятное. Иголочками закололо пальцы, и блаженство растеклось по телу. Я сглотнула и потянула руки на себя, выскальзывая из его ладоней.
– Ты пойдешь со мной, девочка? Ты полюбишь меня? – голос завораживал, я смотрела ему в глаза и видела прекрасное бессмертное существо, которое может все: создавать и разрушать миры, летать между звездами, превращаться в кого угодно. Но мы далеки друг от друга, как небо и земля.
– Я не могу ответить сейчас, – произнесла сдавленно, – у меня есть… – запнулась… – Мне нужно отомстить за смерть отца и мамы…
Двуликий снисходительно улыбнулся.
– Месть… это так по-людски… – он покачал головой. – Как хочешь. Если тебя это успокоит, мсти. Мне давно уже все равно.
«Мне не все равно», – подумала я гневно и встала с дивана. Пора ехать домой, и так задержалась. Нужно собраться и придумать какое-то объяснение Вышинскому. Караван выезжает в Аттан завтра на рассвете. А еще… Я странно себя чувствовала рядом с Богом, и это нервировало. Тело было словно не мое, легкое, невесомое, наполненное негой и счастьем, но голова, слава Свету, работала хорошо.
– Забыл сказать, – Двуликий встал рядом со мной. – Ты тоже можешь попросить меня о чем угодно. Я исполню любую твою просьбу, кроме воскрешения мертвых и желания повернуть время вспять. Это даже мне не под силу. Но я могу сделать клонов твоих матери и отца, правда, у них не будет их памяти…
– Нет, не нужно, – оборвала я Бога, не совсем понимая слово «клон», но догадываясь, что это что-то нехорошее. А он вдруг наклонился и коснулся губами моих губ. Кратко, быстро, почти вскользь. У меня подогнулись ноги. Даже слабое касание вызвало ураган чувств внутри. Что же будет, если он меня поцелует по-настоящему? Я вздрогнула и отклонилась.
Он внимательно смотрел мне в глаза.
– До встречи, Миранда. Верши свою месть, я подожду.
Бог исчез. Я медленно встала и, едва переставляя ноги, поплелась на выход, до сих пор не в состоянии уложить в голове все, что узнала. В холле меня встретила огромная толпа священнослужителей. Сколько же мы разговаривали, если их собралось столько, сколько нет и во всем городе?
– Что хотел Двуликий? О чем ты его просила? Правда ли он благоволит к Аскании? Придет ли еще?.. – они буквально завалили меня вопросами, цепляясь за платье, преграждая путь.
С трудом вырвавшись, я выбежала наружу, быстро села в экипаж и приказала трогать, оставляя позади шпиль Храма и протягивающих руки храмовников. Хватит мне на сегодня божественной благодати.
Глава 26
Никогда не считала себя трусихой, но, видимо, это правда. Я так и не сказала мужу о своей поездке в Аттан. Решила оставить записку, написав о том, что королева дала мне секретное поручение и я уезжаю на несколько дней. А дальше… будь что будет.
Сердце почему-то болело. Впереди ждала неизвестность и… жизнь с Богом. Как ни крути, согласиться придется, так что Вышинский – последний человек на свете, о котором мне нужно думать. Но не думать не получалось. Особенно после его «извинений».
Я приехала в особняк к обеду, зашла к себе переодеться и потрясенно застыла – вся огромная гостиная была уставлена вазами с цветами. Запах стоял одуряющий. Никогда не считала мужа романтичным, он дознаватель, вечно хмурый и озабоченный, но после подобного… Его поступок перевернул мое сознание. Я, как юная девчонка, бегала по кругу, повизгивая от восторга, опускала голову, погружая лицо в бутоны, вдыхая чудесный аромат, и чувствовала себя самой счастливой на свете. Ровно пять минут.
Потом я вспомнила Двуликого, месть, поездку в Аттан и упала обессиленно в кресло. Счастье не для меня. И если уж предстоит жертвовать собой, то правильным будет выбрать самое заветное и нужное желание.
Кто я, чтобы противиться Богу? Он захотел меня взять в питомцы, играть со мной, как с собачонкой. Я восхищалась Аскантехором, испытывала трепет и почтение, но до любви мне было далеко, как до звезд. Любовь – это чувство к равному. А никак не к существу, стоящему настолько выше меня, настолько старше, мудрее, сильнее меня, что разница между нами была куда больше, чем у меня и той птички, что поет на ветке в саду.
Я всегда буду чувствовать рядом с ним ущербность, невежество, робость. У нас не будет ни общих интересов, ни теплоты, доверия, ни детей – ничего. Ему не будут интересны ни мои суждения, ни мои фантазии, ни мысли… Тому, кто прожил десятки, а то и сотни тысяч лет? Я буду ощущать себя рядом с ним даже не домашним питомцем, а неодушевленным предметом мебели.
Он мудрый, добрый и… равнодушный. Ему не нужно злиться, что-то кому-то доказывать, ревновать, бояться или обижаться. А я хочу! Хочу испытывать злость и досаду, хочу познать ревность и страсть…
Я перевела взгляд на море цветов и застонала сквозь зубы.
– Госпожа, – в комнату постучала служанка, – наследный лорд ожидает вас в столовой.
Придется идти в утреннем туалете. Переодеться не успеваю. Муж стоял у окна и задумчиво смотрел на пожелтевший сад. Я быстро подошла и, пока не передумала, коснулась губами его щеки. Понимала, что мой порыв несвоевременный и никому не нужный, но не смогла не поцеловать.
– Спасибо.
Вышинский ошеломленно моргнул и порывисто обнял меня за плечи. Его глаза сияли.
– Тебе понравилось? – я кивнула. – Хотел попросить прощения. Последнее, о чем я думал, что ты виновата в перевернутом бокале. И… если хочешь, – он помялся, коснулся губами моего виска, вдохнул запах волос