«Кровать пуста! – плачем мы в смятении. – На кровати нас нет!»

Мы останавливаемся, дрожа. Следуем за притяжением нашего тела. И находим его на твердом каменном полу.

«Но кровать пуста. – Смятение нарастает. – На кровати нас нет».

В тени наше тело похоже на труп. Болезненный и бледный. Покрытый шрамами. Мы парим над ним, и сожаление пронизывает нас. Слабая боль. Комнату не согревает камин. Свечи не зажжены. Но это неважно. Мы не чувствуем холода, нет, и наша хозяйка знает об этом. Она знает. Она знает, что боль мимолетна. Ей понравится наше приветствие.

«Ты сплоховала, Николина».

Это не имеет значения.

«Твоей хозяйке она нужна больше тебя».

Боль мимолетна.

«Ты выбрала не ту сторону, Николина. Еще не поздно. Ты все еще можешь объединиться с нами прежде, чем они предадут тебя. А они предадут. Это лишь вопрос времени».

Наша хозяйка никогда бы не предала нас.

Медленно мы погружаемся в себя, сначала в палец на руке, потом на ноге, затем в ногу, руку и грудь, пока полностью не окунаемся в наше тело. Мы тяжело вдыхаем. Тяжело. Так тяжело. Так устало. Мелькают образы лаванды, призраков и болезненных, похожих на трупы мальчиков. Воспоминания о семье. Сейчас у этого слова совсем другой вкус, нежели раньше. Когда-то это был вкус уюта, любви, тепла. Сейчас мы не помним, каково это – чувствовать тепло. Мы не помним о любви. Внутри нее мы чувствовали этот краткий проблеск в тени, во тьме. Ее чувства были так сильны. И теперь мы держимся за это воспоминание. За то тепло, которое ощущали, когда она смотрела на своего охотника, на свою семью.

Наши глаза не открываются, когда мы лежим на твердом, холодном камне. Мы не двигаемся и не идем к кровати. Наша хозяйка не хотела видеть нас на постели.

Иногда нам кажется, что наша хозяйка вообще не хочет нас видеть.

Анжелика

Лу

Рид вдруг рухнул в воду лицом вниз, а я…

А я окончательно потеряла самообладание.

С берега послышались крики. Я метнулась к Риду, схватила его за плечи, перевернула на спину и прижала его голову к своему плечу. Рида окутывал сильный и терпкий запах магии. Грудь у него вздымалась и опускалась, но как-то резко и рвано, словно он испытывал мучительную боль.

– Рид!

Я отчаянно трясла его, пытаясь удержаться на плаву. Мы пошли ко дну. Вода обожгла мне горло и глаза. Задыхаясь, я замолотила ногами, и мы выплыли наверх на несколько драгоценных мгновений. Я, конечно, умела плавать, но тащить обмякшего мужчину весом в девяносто с лишним кило было весьма тяжело.

– Рид!

Крики на берегу стали громче. Я оглянулась. К разодранному горлу подступил ком.

Моргана потеряла сознание вместе с Ридом.

Какую бы магию Рид ни сотворил, она сказалась и на Моргане. Воцарился полный хаос. Белые дамы завизжали и бросились к Моргане, оттаскивая ее подальше от Жозефины, Коко и от нас.

– Не глупите! – Яростные крики Жозефины прорезали туман, который снова густой пеленой опустился на берег. – Вот наш шанс! Схватите девчонку!

Но кровавые ведьмы ни за что не ступили бы в воду, пока она шла рябью.

Коко встала. Ее путы исчезли, когда Моргана упала без сознания. Она вошла обратно в воду и вскинула руки. Взгляд Коко упал на Константина, затем на Бо и Селию, окровавленных и лежащих в беспамятстве, и в ее темных глазах вспыхнул мстительный огонь.

– Не стоило тебе следовать за мной сюда, tante. И ты знаешь это. Я родилась в этих водах. Их колдовство и мое тоже.

Я вынырнула из волн и увидела, как Жозефина сжала руки в кулаки.

– Их колдовство принадлежит ей! – бросила она. – А не тебе. Оно никогда не было твоим.

– Я часть ее.

– Ты моя! – Кажется, Жозефина потеряла последние капли самообладания. Дрожащими руками она выхватила из-под плаща длинный кривой кинжал. – Она бросила тебя. Она бросила меня. Она…

– …уже в пути, – мрачно договорила за нее Коко, посмотрев на свою поднятую руку.

Ее ладонь рассекала свежая рана. Кровь капала на воду. Вздрогнув, я поняла, что не шаги Коко пробудили Лё-Меланколик. А ее кровь.

Воды уже не просто шли рябью.

Они двигались, расходясь по центру, словно небеса прочертили линию от Коко до горизонта. Воды вздувались по обе стороны от этой линии, ширились, ширились, ширились – как две приливные волны, – пока вдоль каменистого морского дна не появилась тропа. Она была узкой, лишь один человек мог пройти по ней. Я цеплялась за Рида, а волны обрушивались на нас, то затягивая под воду, то выталкивая наверх. Я крикнула Коко, кашляя, отплевываясь и отчаянно барахтаясь в поисках берега. Она повернулась и посмотрела на нас. Ее глаза расширились от ужаса. Мы снова пошли ко дну.

А когда вынырнули, очередной поток тут же подхватил нас. Только на этот раз воды не стали топить нас, а понесли прямо к Коко. Я не сопротивлялась и не задавала вопросов, а просто всеми силами старалась держать голову Рида над водой. Руки дрожали от напряжения. Ноги тряслись.

– Давай, шасс. – Я прижала его голову к своей шее. – Мы почти доплыли. Не покидай меня. Ну же, давай…

Поток внезапно ослаб, и мы вместе с Ридом понеслись прямо сквозь ледяную воду к тропинке на морском дне. Ошеломленная и дрожащая, я плюхнулась на тропинку с Ридом в руках. Коко метнулась к нам. Она потянула меня за руки, убрала мокрые волосы с лица Рида и проверила его пульс. Коко совершенно не обращала внимания на Жозефину и кровавых ведьм. А они так и не осмелились войти в Лё-Меланколик даже по тропе.

– Ты не ранена? – спросила Коко, спешно и неуклюже ощупывая меня. – Ты…

Я поймала ее руки и ухмыльнулась.

– Хреново выглядишь, подруга. У тебя мешки под глазами размером с голову Бо.

Коко уткнулась головой в наши сцепленные руки и с облегчением вздохнула.

– Это ты.

– Я.

– Слава богу.

– Слава Анселю!

Коко тихо выдохнула, хохотнув, а затем подняла голову и замерла, пристально глядя мне за спину, на тропинку. В ее глазах ярко сияло серебряное отражение, всего лишь пятнышко в темноте. Кто бы или что бы это ни было, оно шло не с берега, а из глубин Лё-Меланколик. Я невольно напряглась. Перед глазами всплыло лицо из воспоминаний Николины, и от этой догадки волосы у меня на затылке