– Верховный инквизитор, согласны ли вы финансировать заявленных паранормалов на пути к исправлению?

Менар опустил взгляд на столешницу.

– Дабы развеять сомнения наследной правительницы, я вверяю ей этих anormaux в знак своей преданности, – объявил он чуть погодя. – Но на этом все, впредь вам не вытянуть из меня ни пенни.

– Речь не о вымогательстве, а о перспективе, – возразил Старьевщик. – А теперь подпишите. Поставите вашу официальную резолюцию.

Менар с каменным лицом достал из ящика ручку. Я зажмурилась и постаралась не дышать. Пыль облаком висела в воздухе.

– Утром министр Яссон проведет платеж. Еще вопросы?

– Пейдж Махоуни.

Услышав свое имя, я разинула рот, тем самым усугубив подступающий кашель.

– Во-первых, она в Париже, а во-вторых, ей известно, что я здесь, – вещал Старьевщик. Я закусила кулак, чтобы не раскашляться. – Если хотим сохранить мир в империи, Махоуни должна умолкнуть навеки.

Продажные герцоги сдали меня с потрохами. Впрочем, неудивительно.

– Если вдруг наткнетесь на нее, дайте знать, чтобы я мог оповестить Надсмотрщика. Не сомневайтесь, он щедро вознаградит вас за хлопоты, – уверил Старьевщик.

– Пока Махоуни не объявлялась, – равнодушно бросил Менар. – Однако мы не теряем бдительности. – Инквизитор врал и не краснел. – Мы закончили?

На секунду в кабинете воцарилась мертвая тишина, разбавляемая лишь гулким дыханием из-под шлема.

– Учтите, инквизитор, попытка утаить информацию о местонахождении Пейдж Махоуни чревата последствиями. Последствиями, которые могут затронуть мадель Фрер и ваших отпрысков.

Менар вздернул подбородок. Его взгляд пробирал до костей. Впервые под маской учтивости проступило нутро убийцы.

– Посмеешь еще раз угрожать моей семье, и мало тебе не покажется, гнусное отродье! Ошибка природы. Только моей милостью ты стоишь здесь. Только моим благоволением тебя не гонят, как собаку. А мое благоволение ты исчерпал.

Мужчины с ненавистью уставились друг на друга.

– Позвольте мой гроссбух, – произнес Старьевщик.

– Не позволю. Пусть полежит до утра. Хочу ознакомиться на досуге. Интересно, на сколько вы обогатились… на торговле, о которой, бьюсь об заклад, наследная правительница и не подозревает.

В гробовой тишине Старьевщик развернулся и тяжелой походкой направился к двери. Но тут выдержка мне изменила, и я тихонько кашлянула.

Старьевщик замер. Мое сердце тоже. Я ощущала его завуалированную ауру и надеялась, что с такого расстояния он не почует мою. Взгляд Старьевщика метнулся от неподвижного Менара к моему укрытию.

Наконец, спустя минуту, показавшуюся мне вечностью, он скрылся за дверью. Какое-то время Менар не шелохнулся, глядя в стол, потом поправил галстук и вышел из Золотого зала, тщательно затворив за собой дверь. Щелкнул замок, через секунду раздались удаляющиеся шаги.

Едва шаги стихли, я решила действовать. Сейчас или никогда.

Я попыталась расширить проем над головой. Никакого эффекта. Тогда я взялась выламывать ближайшую рейку. Раздался треск. В палец вонзилась заноза. Наплевав на осторожность, я развернулась и замолотила по стене ногами. На красную ковровую дорожку рухнул пласт штукатурки, и я вывалилась наружу, захлебываясь кашлем.

В стене зияла огромная дыра. Однако цель оправдывала средства.

Кэд не соврал: даже у себя в кабинете Менар соблюдал предельную осмотрительность. На письменном столе инквизитор не держал ничего, кроме фирменного бланка, золотого пера и гроссбуха в кожаном переплете. Не колеблясь, я принялась листать мятые страницы.

Передо мной был выведенный корявым почерком список участников двух последних Сезонов костей. Знакомые имена огненными буквами расцветали на сетчатке.

За год серый рынок обеспечил рефаитам четверть от общей доли заключенных. В гроссбухе фиксировалось все, начиная от категории ясновидца, места и даты его поимки, вплоть до спонсора – выродка, по чьей наводке нас упекали в колонию. Что характерно, наводчики собственноручно расписывались в журнале и оставляли оттиск пальца. Очевидно, расписки служили страховкой на случай, если кто-то решит сдать товарищей и выйти сухим из воды.

Я не сомневалась, что меня продал Сенной Гектор, однако вырученная сумма просто не укладывалась в голове! Столько не потратить и за три жизни! Сайен четко обозначил мне цену. Хотя я видела внутренности Гектора, его кишки на залитом кровью полу, сейчас мне хотелось придушить его своими руками.

Гектор умер миллионером. Непонятно только, зачем вносить в журнал баснословные цифры, если всю операцию он провернул втайне от сообщников? Однако, присмотревшись, я заметила чернильные брызги. Гектор подписывал бумагу дрожащей рукой, незадолго до гибели.

Как будто каялся перед смертью.

Я перевернула страницу и углубилась в перечень паранормалов, похищенных для Двадцать первого Сезона костей. Из десяти имен три – хорошо знакомые, четвертое недавно озвучил сам Менар.

Выходит, Надин и Зик живы. И Майкл, пропавший без вести почти год назад. В наводчиках значился П. Вэй – Латронпуш, родной брат Дидьена Вэя. Он продал Дряхлого Сиротку.

Арктур гадал, почему серый рынок еще не загнулся, и вот мне приоткрылась завеса тайны.

Джексон Холл спекулировал нами.

Бездушная тварь!

К кабинету приближался лабиринт. Подавив клокочущую ярость, я захлопнула журнал. Нужно забрать его с собой, в качестве неопровержимого доказательства, изобличающего работорговцев. Прижимая гроссбух к груди, я задвинула в угол обвалившуюся штукатурку и, втиснувшись в лаз, прикрыла дыру занавеской.

Спустившись по лестнице, я очутилась в тесном тоннеле. Пришлось подобрать локти, чтобы не ободрать их до мяса. Уткнувшись в стену, я нащупала болтающуюся перегородку, криво прилаженную детскими руками, и, отодвинув ее, высунулась наружу.

Постепенно глаза привыкли к полумраку. Сквозь «тепличный» стеклянный потолок в зимний сад сочился тусклый свет. Тщательно закупорив лаз, я ринулась в сводчатый коридор и, прислушиваясь к каждому шороху, бросилась наутек. На бегу сунула журнал за пояс и потуже затянула ремень.

На улице бушевала метель. Из-за угла вывернула служанка с подносом. Я спряталась за шторой и, едва служанка скрылась из виду, снова помчалась во весь дух. Ноги в носках беззвучно неслись по ковру. Переждав под столом, пока двое легионеров исчезнут с горизонта, я с грехом пополам добралась до погреба и повернула в скважине ключ, украденный у Кэда. С бешено колотящимся сердцем я заперла дверь и, сняв со стены фонарик, тронулась в путь.

Корнефорос носил оковы с королевским достоинством. Цветы, вплетенные в звенья цепи, подавляли его ауру, забирали силы. При виде меня глаза рефаита вспыхнули алым, точно небо на закате. Высчитав безопасную – даже с лихвой – дистанцию, я села напротив Корнефороса и отложила фонарик.

– Ты почему еще не в кроватке? – приторным голосом осведомился рефаит. – Чем я обязан такой чести?

– У меня предложение.

– Я не торгуюсь со смертными.

– Откуда такая категоричность?

– Нарушивший клятву обречен на вечное презрение. Его заклеймят лгуном,