Если дискуссия перейдет к искусству, вы осудите упадок абстрактных мазней, которые выглядят не более чем то, что обезьяна может произвести, бросив краску на холст.’

‘Вам нужна моя душа, - сказал Герхард.

- Да, - ответил Гейдрих. ‘Мне нужна твоя душа, и если ты вдруг проникнешься духом принципа или благородства и решишь, что лучше пожертвуешь собой, чем сдашься мне, позволь добавить вот что. Если вас объявят политическим диссидентом и любителем евреев, я на этом не остановлюсь. Все ваши друзья, ваши сокурсники, женщины, которых вы любили, – все, кто когда-либо имел с вами дело, будут подвергнуты тщательному изучению гестапо. Они будут арестованы и допрошены. Их имущество будет подвергнуто обыску. И если мои люди найдут что-нибудь, пусть даже самое незначительное, что намекнет на их нежелательность, они присоединятся к вам в Дахау. Так что вы не будете просто осуждать себя. Вы тоже будете осуждать их. Итак, вы принимаете мои условия?’

‘А разве у меня есть выбор?’

‘Нет. Я хочу, чтобы ваше торжественное согласие от всего сердца посвятить себя делу нацистов было дано мне и засвидетельствовано вашим братом. Сейчас.’

Герхард с трудом сглотнул. Ему хотелось плюнуть Гейдриху в лицо, сказать, куда он может засунуть свои требования, и к черту последствия. Ему было все равно, как выглядит Дахау. Лучше страдать там и быть верным самому себе, чем жить ложью в комфорте. Но он не мог предать своих друзей. Он не мог отправить их в лагеря.

- Обязательно, - ответил Герхард, и ему показалось, что он отдает душу самому дьяволу.

- Спасибо, - сказал Гейдрих. ‘Это было не так уж трудно, правда?’

Он выпрямился, как и Конрад, и пристально посмотрел на Герхарда.

Герхард тоже встал.

Гейдрих выбросил вперед правую руку и закричал: "Хайль Гитлер!’

- Хайль Гитлер!- эхом отозвался Конрад.

На секунду воцарилось молчание. Затем третья рука поднялась в воздух и была вытянута в нацистском приветствии.

- Хайль Гитлер!- воскликнул Герхард фон Меербах.

***

В мае 1934 года Фрэнсис Кортни отправился в Англию, сел на корабль из Александрии в Пирей, порт Афин, а затем поездом пересек континент и отправился в Лондон. Он знал, что его старший брат все чаще предпочитает путешествовать по воздуху, но он ясно дал понять остальным членам семьи, что не одобряет такой экстравагантности. - Для Леона очень хорошо разбрасываться деньгами. Он украл у нас наши акции, Он может себе это позволить. Но меня вполне устраивает путешествие в более скромном стиле, как и подобает английскому джентльмену.’

‘Я не знал, что кто-то из нас англичанин или джентльмен, - ответил Дориан. - Но если ты хочешь попасть в Блайти именно так, Фрэнк, то кто я такой, чтобы говорить тебе иначе?’

Главной причиной поездки Фрэнка было посещение его хирурга, доктора Гарольда Джиллиса. У него были небольшие проблемы с кожным трансплантатом: небольшое пятно, казалось, отмерло, оставив больное, маленькое гноящееся место, которое нужно было постоянно закрывать повязкой. Но это была не единственная причина, по которой Фрэнк хотел быть в Лондоне. Был еще один человек, которого он хотел видеть: Освальд Мосли, лидер Британского союза фашистов, или чернорубашечников, как они любили себя называть.

Это имя все чаще звучало среди тех, кто обсуждал политику в Каирском спортивном клубе, где Фрэнк любил время от времени играть в гольф, требуя при этом особого гандикапа, чтобы компенсировать свои военные раны. ‘Конечно, этот человек-настоящий хвастун, - заявил как-то утром один из приятелей Фрэнка, импортер спиртного по имени Десмонд "Хрюша" Питерс, когда они шли к первой тройке. ‘Я совершенно уверен, что он женился на девушке Керзона, кажется, ее зовут Синтия, из-за денег и теперь развлекается на стороне с ее сестрой и мачехой.’

- Черт возьми, - сказал третий участник игры, торговец хлопком по фамилии Хаттон. ‘Вы должны восхищаться мужеством этого человека.’

‘И выносливость, - добавил Фрэнк.

Когда смех мужчин утих, Хрюша Питерс продолжил: - Но Мосли не дурак. Он был членом парламента от Тори и социалистов и стал бы лучшим премьер-министром, чем любой другой член любой партии, так мне говорили. Но он не мог поступить по-старому, понимаешь? Времена сейчас слишком серьезные, требуются более радикальные меры, такова его оценка ситуации, и кто с этим поспорит, а?’

‘Ни у кого нет мозгов, - согласился Фрэнк. ‘Совершенно очевидно, что весь этот чертов мир катится к чертям собачьим. Капитализм на подъеме. Красные просто хотят контролировать весь мир. А проклятым евреям наплевать, кто победит, потому что они контролируют банки и коммунистов.’

- Еврей думает только о двух вещах, о себе и о своих деньгах, причем не обязательно в таком порядке, - заметил Хэттон под одобрительные возгласы.

- Видит Бог, он выглядит нелепо, и кем он был на войне, простым капралом, не так ли?’

- Как и Наполеон, и он не так уж плох, - заметил Хэттон.

‘Но он ставит Германию на ноги, - продолжал Фрэнк. - Чертовски впечатляюще, я бы сказал. Он вернул людям их самоуважение.’

- Вот именно! И именно это Освальд Мосли собирается сделать для британцев, попомните мои слова, - сказал Хрюша Питерс.

‘Через несколько недель я вернусь домой и займусь этим чертовым кожным трансплантатом. Я думаю, что мог бы просто сделать это своим делом, чтобы узнать немного об этом Мосли.’

- Я думаю, что смогу вам помочь, Фрэнк. Парочка парней, с которыми я веду дела в Лондоне,-довольно видные сторонники движения "черная рубашка", абсолютно обнимающиеся с самим Мосли. Дай мне знать, когда ты уедешь, и я добьюсь, чтобы тебя представили великому человеку.’

Джиллис восстановил кожный трансплантат, и Фрэнк провел две недели в санатории на берегу моря в Истборне, пока операция не зажила. Утром 7 июня, чувствуя себя лучше, чем за последние месяцы, он сел на поезд до Лондона, поселился в респектабельном, но скромном отеле, а затем отправился в выставочный зал "Олимпия" на Хаммерсмит-Роуд в Западном Лондоне, где Мосли проводил митинг своих сторонников.

На нем должны были присутствовать двенадцать тысяч сочувствующих фашистам. Но против них стояли тысячи протестующих, пришедших на демонстрацию, организованную лондонским окружным Комитетом Коммунистической партии. Во все лондонские газеты, кинохронику и британскую телерадиовещательную корпорацию был разослан пресс-релиз, в котором говорилось, что "рабочие столицы всеми силами будут сопротивляться