— А ты как думала, это не шутки, сейчас каждая минута дорога! Давай, собирайся.

— Нет, нет… я сейчас… лучше схожу в… и всё пройдёт!

Позабыв про больную ногу, Олька соскочила с кровати и выбежала из комнаты, а через несколько минут была вполне здорова.

Глава 15. Лина

Лина стояла у окна и улыбалась своим мыслям. Солнце спряталось за тучки, и радуга исчезла, но перед взором всё ещё мерцала размытая палитра цветов, а в душе бушевала буря эмоций — хотелось плакать и смеяться и даже петь.

Скрип старой калитки вывел её из задумчивости, послышались голоса Филиппа и Макса. Друзья неторопливо вышли на улицу, и Фил, обернувшись, взглянул на окно, то самое, откуда совсем недавно виднелась радуга. От неожиданности Лина вздрогнула, задев занавеску, и тут же отпрянула. Надо же так спалиться! Сцепив дрожащие пальцы, она замерла и смотрела вслед удаляющимся парням.

Филипп! Отголоски недавней мелодии так и кружились в голове, а в душе не унимались, порхали восторженные мотыльки. А ведь он всё тот же впечатлительный и ранимый мальчишка! Чего только стоят его неподдельные эмоции, его мечтательная улыбка! Кажется, он и сам удивился и озадачился, обнаружив в себе давно забытые чувства.

Перед глазами всплыли картинки из детства, и Лине стало немного грустно. Как же хорошо было там, в далёком прошлом! Знойное лето, звуки фортепиано и смеющийся Фил. Но тут же память воскресила не самые лучшие моменты их «дружбы» — заброшенный домик лесника и жгучую ненависть в янтарных глазах. По телу прокатился колкий озноб, но Лина прогнала непрошеные мысли. Вспомнилась их недавняя стычка на лестнице — его холодный и хлёсткий взгляд в ответ на внезапную грубость. Лине хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя, а он… стоило ей улыбнуться, и вся его злость в момент исчезла!..

А потом между ними возникла музыка. Нет, совсем не та, что рождалась под его умелыми пальцами во время игры на фортепиано. То была совсем другая музыка — музыка тонких планов и души. «Неужели мы сможем подружиться?!» — смущённо бормотала Лина, приложив ладони к пылающим щекам.

А что же Макс?! Этот парень-загадка — яркий, непредсказуемый, интересный… и такой недоступный. Он, несомненно, волновал её, но только совсем по-другому: как диковинный экспонат за стеклом — можно видеть, но нельзя осязать!

Хотя для избранных он всё же вполне доступный. Лина силилась понять саму себя и уловить хоть одну негативную эмоцию в адрес Макса, но обижаться на него не могла. Разве парень виноват, что запал на Элу? «Я же сама понеслась на звуки гитары, сама пригласила его в дом и повелась на игру, как последняя дурочка…»

Зато сестрица-мать раскрылась совсем с другой стороны — бессовестно заигрывала с Максом, кокетничала и вела себя как легкомысленная молоденькая девочка, а теперь вот снова нацепила маску заботливой мамаши: гремит посудой на кухне и что-то готовит, напевая знакомый мотивчик.

Лина до боли закусила губу — вспоминать об этом было неприятно. И если бы не Филипп… При мысли о нём ёкнуло сердце.

«Ну, и с чего бы это?» — удивлялась Лина самой себе. Для полного счастья не хватало влюбиться в друга детства.

За окном почти стемнело, небо над лесом заволокло хмурыми тучами, и редкие капли дождя уныло стучали по крыше. Но вот холодный ветер дохнул в лицо, и Лина, очнувшись от размышлений, прикрыла раму и отправилась в детскую.

«Нет, так неправильно, — уговаривала она себя. — Нужно поскорее избавиться от неуместных влюблённостей. Как там, у Джейн Остин: «… после одного хорошего сонета от любви не останется и следа»?!»

Лина порылась в рюкзаке и достала блокнот. Ещё в Германии она завела дневник и оставляла там зарисовки важных событий: дачные пейзажи, детские впечатления, портреты тёти Мариночки и даже Филиппа. Первым делом ей захотелось изобразить радугу, вот такую удивительную и волшебную, нависающую над кронами елей и сосен и рассеивающуюся в верхушках деревьев золотистым светом. В письменном столе она отыскала пастель и принялась выводить цветные дуги, мысленно проговаривая известную напоминалочку: «Каждый охотник желает знать…» А ещё ей захотелось передать эмоцию, что промелькнула на лице Филиппа, когда они вместе любовались видами из окна. Тихо напевая, Лина выводила плавные линии, в которых угадывались черты лица Полянского-младшего — его блуждающая улыбка и горящий взгляд. Лина так увлеклась рисунком, что не услышала приближающихся к детской шагов.

— Ну что, красавица, пойдём поужинаем, заодно и поговорим. — Эла стояла в дверном проёме и постукивала пальцами по косяку. — Ну что молчишь? Я там пиццу приготовила. Не хочешь перекусить?

«Вот же поистине законы Мёрфи работают», — нахмурилась Лина, надавив на мелок сильнее обычного и чуть не сломав его. — «Всё, что начинается хорошо, заканчивается плохо. Всё, что начинается плохо, заканчивается ещё хуже!» Жирный штрих пастели едва не испортил общую картину рисунка.

— Нет, что-то не хочется. — Желудок протестующее заурчал, но Лина подавила внезапный порыв отправиться на кухню. Пусть это и жестоко по отношению к самой себе, но сидеть за одним столом с сестрицей-матерью не было никакого желания.

— Ну… окей, — хитро улыбнулась Эла. — Уговаривать не буду. А я, пожалуй, сварю себе кофе. Знаешь, пицца получилась изумительная, с ветчиной, зелёным лучком, белыми грибами и домашним кетчупом. У мамы столько припасов в кладовке, что при желании тут можно запросто перезимовать, не выезжая за пределы посёлка.

— Я всё сказала, — упрямо буркнула Лина, стараясь не обращать внимания на уловки Элы.

— Как знаешь, но если вдруг передумаешь, милости просим. — С минуту постояв у двери, сестрица-мать вышла из комнаты, и из зала послышался ее голос: — Думаю, ты заблуждаешься, но донести до тебя всю суть мне будет проще на свежую голову. Так что оставим разговоры на завтра.

Лина старалась не слушать, чтобы вдруг не сорваться и не нагрубить, а потом и вовсе заткнула наушниками уши. Это ведь не из-за Макса она так кипятится, точно не из-за Макса? Кажется, она вконец запуталась.

Под нежное звучание Flёur Лине удалось поймать настроение и выплеснуть в рисунке все впечатления дня, и когда работа подошла к концу, на плечи навалилась усталость, а веки отяжелели. Она так и уснула с блокнотом в руках, усыпанная разноцветными мелками, будто драже. И снился ей предстоящий концерт.

***

А утром голод сломил упрямство, и Лина спустилась на кухню.

Завтрак прошёл в тишине — сестрица-мать казалась расстроенной и почти ничего не ела, всё поглядывала на телефон, и как