– А ну вас с вашими вопросами! Отдайте вожжи!

И Алеша с такой неожиданной силой выдернул вожжи из рук Пирогова, что толстяк чуть не свалился с телеги.

– Н-но, пошла! – крикнул Алеша, погоняя лошадь.

Пирогов вынужден был схватиться за борт телеги, чтобы не вывалиться, и возмущенно посмотрел на артиста.

– Вы видели? Этот юноша – настоящий сумасшедший, точно вам говорю.

Артист с какой-то странной серьезностью посмотрел на спину Алеши и ничего не ответил.

* * *

Когда они въехали в деревню, пожар полыхал вовсю. Дом стоял на отшибе, и никто из собравшихся мужиков и баб явно не собирался его тушить.

Лошадка еще не успела остановиться, а Алеша уже соскочил с повозки.

– В хате есть люди? – крикнул он на бегу. – Ну, быстро! Говорите! – Алеша подбежал к ближайшему мужику, обхватил его за плечи и хорошенько встряхнул.

Мужик посмотрел на Алешу пустыми глазами и пробормотал:

– Семейство. Мать и дите.

– Что же вы тут стоите!

Алеша оттолкнул от себя мужика и бросился к пылающему дому. Пирогов попытался ухватить его за полу пиджака, но не успел. Алеша с разбегу вбежал в горящий дом. Пирогов неуверенно двинулся за ним, но артист положил ему руку на плечо.

– Вы не поможете, – твердо сказал он.

Пирогов остановился, не отводя расширенных глаз от пылающей хаты.

– Сейчас рухнет, – тихо сказал артист.

Пирогов стряхнул руку артиста со своего плеча, повернулся к мужикам и крикнул:

– Воду, черти! Воду тащите! Э-э, чтоб вас!

Он схватил какого-то мужика за шиворот и потащил его к колодцу.

Из дверного проема вырвался ворох искр, а вслед за ним, подобно дьяволу, вылетающему из ворот преисподней, из дома выскочил Алеша с дымящимся свертком на руках.

Пирогов бросил мужика и кинулся ему навстречу. Алеша споткнулся и упал на колени. Пирогов хотел забрать сверток, но Алеша крепко прижал его к груди. Лицо, руки и одежда его были испачканы сажей.

– Слава богу, жив! – быстро проговорил Пирогов, снимая камзол и набрасывая его на дымящуюся спину Алеши.

Артист вырвал из рук подоспевшего мужика ведро воды, оттолкнул Пирогова и вылил воду Алеше на спину.

Алеша весь сжался, спасая от воды сверток, который держал в руках. Послышался какой-то булькающий высокий звук. Сверток зашевелился. Алеша откинул край тряпки, и на путешественников глянуло красное, сморщенное личико.

Пирогов показал на личико пальцем и изумленно промычал:

– Э-э…

Артист протянул руки:

– Давайте младенца сюда. Нужно его осмотреть и перепеленать.

Алеша нехотя подчинился. Артист положил ребенка на траву и принялся аккуратно разворачивать пеленку. Алеша подошел к нему и заглянул через плечо.

– Ну? Как? – тихо спросил он.

– Плохо дело, – ответил артист, осматривая дрожащего, хлюпающего ребенка. – С такими ожогами и пятнадцати минут не проживет.

– Этот ребенок не должен умереть, – твердо сказал Алеша.

– Должен, не должен, – поморщился артист. – Дети, увы, умирают, и довольно часто.

– Этот ребенок не должен умереть, – повторил Алеша.

Он вдруг сбросил с себя пиджак и принялся стягивать мокрую рубашку. Рубашка никак не хотела сниматься.

– Ну что же вы стоите, Пирогов! – чуть не плача крикнул Алеша. – Помогите же мне!

Пирогов поспешно схватился за рубашку и стал тянуть ее на себя.

– Ну куда же вы тянете! – воскликнул Алеша. – Вверх! Вверх!

Наконец рубашка сползла с мокрого тела Алеши, обнажив белые, незагорелые ключицы и безволосую грудь. Талия его была перемотана какой-то серой, замусоленной тряпкой. Алеша принялся с остервенением ее разматывать. Пирогов стоял с испуганным и растерянным видом, желая помочь, но не зная как. Стянув с себя тряпку, Алеша присел на колени и протянул ее артисту.

– Вот! Запеленайте его в это!

Тот посмотрел на тряпку, потом перевел взгляд на Алешу и глухо и отрывисто проговорил:

– Уберите. Это не поможет. Вы только усугубите его страдания.

– Тогда я сам!

Алеша поспешно расстелил ткань на траве, взял ребенка из рук артиста, положил его на тряпку и принялся неумело пеленать. Артист наблюдал за его действиями с легким удивлением. Пирогов – с благоговейным испугом. Поодаль, переминаясь с ноги на ногу, вытягивая шеи, но не решаясь подойти, стояла толпа деревенских.

Вскоре работа была закончена. Завернутый в ткань младенец затих.

– Помер, что ли? – тихо спросил Пирогов.

– Нет, дышит, – ответил Алеша.

– Все равно малышу не выжить, – сказал артист, вглядываясь в красное личико ребенка. – Вы только продляете его мучения.

Младенец заворочался и тихонько захныкал. Затем открыл глаза и посмотрел на Алешу. Неожиданно на его красном личике появилось что-то вроде улыбки, на пухлых щеках заиграли ямочки. Алеша протянул руку и осторожно погладил младенца по голове. Ребенок тихо и довольно загугукал.

– Пирогов, подержите его, пожалуйста, – попросил Алеша. – Мне нужно умыться.

На руках у Пирогова младенец продолжил угукать, чем привел толстяка в совершеннейший экстаз.

Алеша тем временем сходил к колодцу и умылся. Вернулся – мокрый, красный, возбужденный. Остановился возле деревенских жителей, все еще толкущихся поодаль и наслаждающихся зрелищем догорающей, затянутой клубами черного дыма хаты, и громко сказал:

– Эй! У этого малыша есть родственники? Кто-нибудь может забрать его к себе?

Народ безмолвствовал.

– Я спрашиваю – может кто-нибудь забрать к себе ребенка и позаботиться о нем? – повторил Алеша еще громче и сделал шаг к толпе.

Люди слегка отшатнулись, затем стали расходиться, стараясь не встречаться с Алешей взглядом. Через минуту от толпы остался всего один старик.

– Вы хотите забрать ребенка? – спросил его Алеша.

Старик покачал лысой головой.

– Чего же вы стоите?

– Никто его не возьмет, – сказал старик дребезжащим голоском. – В деревне голодно. Скотину и хлеб офицеры забрали. А этот мало что младенец, так еще и обгоревший.

– Со здоровьем у него все будет хорошо, – сказал Алеша. – Он поправится.

Старик усмехнулся, обнажив гнилые остатки зубов.

– Ну да, поправится. Как же. Ты знаешь что… В городе есть приют, как раз для таких малюток, как он. Свези его туда, коли есть охота. А здесь ему не жить. Только до города он у вас все одно не дотянет. Мария, мать его, гулящая была. И этого не знамо от кого прижила. Вот теперь Бог ее и покарал.