– Ну что же, будем считать, что Эймос Перри – номер один.

– А еще его жена, – задумчиво проговорила Таппенс. – Добраяведьма. Она симпатичная и понравилась мне. Я не хочу, чтобы она оказалась той,кого мы ищем, я не думаю, что это она, но мне кажется, что она в чем-тозамешана... В чем-то, что связано с этим домом. И это тоже важно, понимаешь? Мыведь толком не знаем, что здесь самое главное, и я бы не удивилась, если быоказалось, что все сосредоточено вокруг дома, что дом – это центральное звено.Картина... Ведь она имеет какое-то значение, верно, Томми? Мне кажется, что,несомненно, имеет.

– Да, – согласился Томми. – Она наверняка играет какую-тороль.

– Я приехала сюда, пытаясь найти миссис Ланкастер, однакоздесь никто ничего о ней не знает. Я стала думать: а не потому ли миссисЛанкастер находится в опасности (я до сих пор считаю, что это так), что ейпринадлежала эта картина? Сомневаюсь, что она жила когда-нибудь вСэттон-Чанселоре, но она либо купила здесь эту картину, либо ее ей подарили.Эта картина что-то означает, иметь ее при себе опасно.

– Миссис Какао – миссис Моди – сказала тетушке Аде, что онаувидела в «Солнечных горах» человека, причастного к преступной деятельности.Мне кажется, что эта преступная деятельность связана с картиной, с «Домом наканале» и с ребенком, который был там убит.

– Тетушке Аде очень нравилась эта картина, и миссисЛанкастер подарила ее ей. Возможно, она о ней рассказывала, говорила о том, какона к ней попала, кто ей ее дал и где находится этот дом.

– От миссис Моди избавились, потому что она узнала человека,который был связан с преступной деятельностью.

– Давай вспомним твой разговор с доктором Мерреем, – сказалаТаппенс. – После того как он сообщил тебе о миссис Какао, он стал рассказыватьо разных типах убийц, основываясь на примерах из жизни. О женщине, котораядержала дом для престарелых, – я смутно вспоминаю, что читала об этом, хотяфамилии женщины припомнить не могу. Идея заключалась в том, что пациентыпереводили на эту женщину все свои деньги, с тем чтобы счастливо жить в ее домедо самой смерти, не имея никаких забот. Они действительно были очень счастливы,вот только помирали не позже чем через год, мирно скончавшись во сне. Ее судилии признали виновной в убийстве, однако она не испытывала ни малейших угрызенийсовести, уверяла, что делала это исключительно по доброте душевной, изсострадания к бедненьким старушкам.

– Да, совершенно верно, – кивнул Томми. – Я тоже не помнюимени этой женщины.

– Но это и неважно. И еще, – продолжала Таппенс, – онрассказывал о другом деле: о женщине, которая была или прислугой, или кухаркой,или домоправительницей, или экономкой. Она нанималась в разные семьи. Иногдатам все было благополучно, но иногда вдруг случалось массовое отравление.Считалось, что это отравление пищей, со всеми соответствующими симптомами.Кто-то поправлялся.

– Она делала сандвичи для пикников, – подхватил Томми, –заворачивала их и укладывала в корзину. Такая милая и преданная женщина, и,когда случалось отравление, у нее находили те же симптомы, что и у других.Возможно, она их несколько преувеличивала. А потом она нанималась на другоеместо, в другой части Англии. Все это продолжалось несколько лет.

– Совершенно верно. И никто не мог понять, почему она этоделала. Было ли это своеобразной манией или просто как-то вошло в привычку? Можетбыть, она таким образом развлекалась? Никто так никогда и не узнал. Она,по-видимому, не испытывала никакой неприязни к людям, причиной смерти которыхбыла. Может быть, у нее с головой было не в порядке?

– Да, я думаю, это было именно так, – ответил Томми, – хотявполне вероятно, что какой-нибудь заядлый психоаналитик если бы как следуетпоработал, то выяснил бы, что все дело в канарейке, которая жила в одномсемействе в давно прошедшие времена, когда та женщина была ребенком, и котораянапугала ее или сильно расстроила. Но как бы то ни было, результат был налицо.Третий случай самый странный из всех, – продолжал Томми. – Это былафранцуженка. Женщина, которая безумно страдала, потеряв мужа и ребенка. Онабыла безутешна и в то же время милосердна, как ангел во плоти.

– Верно, – сказала Таппенс. – Я помню. Ее называли ангеломкакой-то деревни. Не помню, как она называлась. Она ходила по соседям, когдаони заболевали, и ухаживала за ними. В особенности она любила ходить в дома,где были больные дети. Она самоотверженно ухаживала за ними, но рано илипоздно, после некоторого улучшения, им становилось хуже, и они умирали. Онаплакала целыми днями, плакала на похоронах, и все говорили, что не знаютникого, кто так много сделал для их ненаглядного ребенка.

– Зачем ты снова все это повторяешь, Таппенс?

– Потому что я считаю, что доктор Меррей не зря тебе об этомрассказал. У него были свои причины.

– Ты считаешь, что он связывал...

– Я считаю, что он вспомнил все эти три широко известныхслучая, чтобы примерить их, словно перчатку, – не придется ли один из них впорукому-нибудь из обитателей «Солнечных гор». Мне кажется, могли бы подойти всетри. Мисс Паккард, например, годится для первого случая. Образцовая владелицадома для престарелых.

– У тебя явно зуб на эту женщину. А мне так она всегданравилась.

– Ничего удивительного. Убийцы часто пользуютсярасположением людей, – резонно заметила Таппенс. – Так же как мошенники,которые выманивают у людей деньги обманным путем. У них всегда такой добропорядочныйвид, что никто не сомневается в их честности. По-моему, все убийцы должныказаться симпатичными и добросердечными. Что до мисс Паккард, то она умелаяженщина, и в ее распоряжении есть все средства, для того чтобы тихо и мирноотправить на тот свет человека, не вызывая в то же время подозрений. Ее моглазаподозрить только такая особа, как миссис Какао. Она и сама слегка с приветом,и поэтому ей легче понять человека, у которого тоже не все дома. Кроме того,они, возможно, где-нибудь встречались раньше.

– Я не думаю, что мисс Паккард особенно разбогатела бы послесмерти своих пациенток.

– Это никому не известно, – возразила Таппенс. – Как разбыло бы очень разумно не иметь от них никакой выгоды. Надо было уморить однуили двух, очень богатых, которые уже оставили ей свои деньги, но всегда нужнобыло иметь про запас две-три совершенно естественные смерти, не принесшиеникакой выгоды. Поэтому я думаю, что доктор Меррей, возможно, подозревал миссПаккард, говоря себе в то же время: «Глупости, мне это просто мерещится». Ивсе-таки эта мысль его не оставляла. Второй случай, который он рассказал,подошел бы прислуге, кухарке или даже сиделке. Немолодой женщине, котораянаходится в услужении и на которую можно положиться. Вот только мозги у нееповернуты не в ту сторону. Может, она на кого-то сердилась или обижалась или ейне нравилась та или иная пациентка. Трудно строить предположения, поскольку мыникого из них не знаем.