Анна красноречиво защищалась. Она спокойно настаивала на полной своей невиновности. Хотя у нее были возможности изменить супругу, поскольку у короля и королевы были собственные личные покои, Анна утверждала, что ни один из обвиняемых мужчин не имел доступа в ее спальню. Лишь один раз, в Винчестере, она позволила Марку Смитону прийти в ее покои, чтобы поиграть ей на верджинале. Но, как она сразу же указала, «там мои покои находились над покоями короля»[280].

Впрочем, сколь бы шаткими ни были доказательства против Анны, вердикт мог быть только один. Супруг королевы уже послал в Кале за опытным палачом — суд не успел еще начаться. Падшую королеву обвинили в супружеской измене, что для супруги короля равнялось измене государственной, и приговорили к казни. Брак ее с королем был аннулирован, и принцесса Елизавета в мгновение ока превратилась в бастарда.

19 мая 1536 года Анну вывели из ее апартаментов в Тауэре к месту казни. Элегантной она была до последней минуты. Поверх свободного платья из темно-серого дамаста, отделанного мехом, с малиновой нижней юбкой она накинула горностаевую мантию. Возможно, она сделала это, чтобы согреться (считалось, что красный цвет согревает), но это был цвет мученичества. Анна взошла на эшафот. Фрейлины сняли с нее головной убор, под которым скрывался белый чепец, покрывавший ее волосы. После этого она произнесла последнее слово. Придворные завязали ей глаза, чтобы она не видела палача. Палач одним ударом отсек ей голову. Толпа с ужасом смотрела, как продолжают моргать глаза Анны и шевелиться губы — казалось, что отсеченная голова произносит последнюю молитву. Рыдающие дамы тщетно искали гроб, чтобы положить в него тело своей госпожи. Анну ожидало последнее бесчестие. Тело ее положили в старый ящик для стрел. Именно в нем вторая королева Генриха VIII была похоронена в Тауэре, в часовне Святого Петра в оковах.

На следующее утро Джейн Сеймур тайно прибыла на барже в покои короля в Хэмптон-Корте, где они обручились. Перед этим король подарил ей много одежды и ценных вещей. Это были не просто знаки королевского внимания: Генрих обеспечил новую даму сердца всем, что было необходимо, чтобы повысить ее статус из фрейлины до королевы. Возможно, некоторые платья Джейн получила прямо из гардероба Анны Болейн. В этом отношении Генрих не был особо разборчив. Он смело передаривал одежду и драгоценности своих жен и придворных. Иногда на вещах, переданных новым хозяевам, даже сохранялись монограммы и гербы бывших владельцев.

Генрих и Джейн поженились 30 мая 1536 года в покоях королевы в Уайтхолле. На церемонию король явился весь в белом — символ чистоты и возрождения. Он хотел показать, что начинает жизнь с чистого листа. Джейн была его первой законной и истинной женой. Хотя главным мотивом этого союза было получение наследника, в сорок пять лет король миновал пик своей сексуальной силы. Ходили даже слухи, что он утратил мощь своей юности. Говорили, что Анна Болейн заявила, что у короля не было «ни силы, ни добродетели» любовника. Шапуи замечал, что «он мог поставить условием брака [с Джейн Сеймур] ее девственность, чтобы, когда захочет развестись с ней, можно было найти достаточно свидетелей».

Генрих признавался Шапуи в том, что боится не иметь детей от Джейн. Травма, полученная во время турнира в начале года, не позволяла ему столь же энергично заниматься спортом. С этого времени король стал очень тучным. Даже на следующее лето он жаловался на острую боль в поврежденной ноге. Но он не хотел проявлять свою слабость публично. Ему было отлично известно, что монарх в глазах подданных должен быть сильным и несокрушимым. В письме к герцогу Норфолку, написанном в июне 1537 года, Генрих сообщает официальную причину, по которой он отменил запланированную поездку, но при этом добавляет: «Буду с вами честным, но вы не должны рассказывать об этом никому. Наши ноги наполнились гумором, и наши врачи советуют нам не совершать дальних поездок в летнюю жару, только по этой причине»[281]. Состояние ноги Генриха не улучшалось. Эта травма преследовала его всю жизнь.

Возможно, Джейн не хватало красоты и обаяния истинной королевской супруги, но Генрих был уверен, что она хотя бы одеваться будет достойно. В качестве королевы она впервые появилась 4 июня. Генрих заказал для ее одежды не менее 560 жемчужин. В описи одежды Джейн в Уайтхолле числятся двадцать семь платьев, тридцать манишек, шестьдесят четыре пары рукавов, пятнадцать верхних юбок и тринадцать корсажей. В той же описи числится множество чепцов, шляп, мехов и перчаток. Кроме того, в ней же есть несколько «младенцев» — модных кукол. На них королеве показывали в миниатюре платья, предлагаемые ей королевскими портными, чтобы она могла выбрать фасон себе по душе.

Хотя быть королевой Джейн нравилось, она была твердо намерена не походить на свою предшественницу и выбирала скромную, очень английскую одежду. Многие ее платья были расшиты природными мотивами — например, листьями земляники — очень английский мотив. Новая королева запретила своим дамам носить элегантные французские платья, которые напоминали об Анне Болейн. Под запретом оказалось все, что было связано с французским двором. Джейн потребовала, чтобы платья ее дам были закрытыми — никаких глубоких вырезов.

Прошло три месяца после свадьбы. Королева не проявляла никаких признаков беременности, а ее муж в приватных беседах намекал на то, что сожалеет о спешно сделанном выборе. Простота и скромность Джейн нравились Генриху, когда Анна Болейн была жива. Но теперь, когда она более не являла собой приятный глазу контраст с супругой, от которой хотелось избавиться, оказалось, что ей не хватает пикантности, чтобы сохранить заинтересованность короля. В августе король признался Шапуи, что ему хотелось бы раньше заметить двух очаровательных дам, прибывших ко двору вскоре после свадьбы.

Тем не менее Генрих как никогда остро чувствовал, что ему нужен наследник. Незаконный его сын, Генри Фитцрой, умер в июле. Это подстегивало Генриха к тщательному исполнению супружеского долга. Один из придворных видел, как король положил руку на живот своей новой жены со словами: «Эдуард, Эдуард»[282]. Но прошло еще четыре месяца, прежде чем Джейн забеременела. Это произошло в конце 1536 года. Официально о ее состоянии объявили в феврале, положив конец пересудам придворных, которые внимательно искали у королевы признаки беременности. Когда тайна была раскрыта, Джейн смогла насладиться всеми прелестями своего состояния. Ей страшно хотелось огурцов — и падчерица Мария исправно снабжала ее ими.

А другая падчерица, Елизавета, оказалась совершенно забыта. Позорное падение матери мгновенно низвело Елизавету из ранга принцессы до простой «леди». Когда она была наследницей престола, ей служили почтительно и верно. Двор в Хэтфилде был велик и богат. Но после казни Анны Болейн гувернантка Елизаветы с тревогой писала Томасу Кромвелю о печальном состоянии, в каком пребывает ее двор.