В августе 1533 года, когда Анна готовилась к своему «заточению», при дворе пошли слухи о тайной связи между королем и «очень красивой» женщиной. Враги новой королевы сознательно подталкивали короля к этой связи. Зоркий Шапуи замечал: «Страсть короля к ней [Анне] стала меньше, чем была. Теперь он влюблен в другую даму, и многие придворные помогают ему в этой связи». Когда Анна узнала об этом, история обросла подробностями: Генрих спал по меньшей мере с одной женщиной, а возможно, и с несколькими. Новая королева не собиралась, как ее предшественница, закрывать глаза на супружескую неверность мужа. Шапуи с удовлетворением замечал, что она «очень ревнует короля, и не без законных оснований»[255]. От такого унижения Анна пришла в ярость и набросилась на Генриха с упреками. К ее разочарованию, король не стал извиняться и заверять ее в своей любви. Он ответил так резко, что Анне пришлось «закрыть глаза и стерпеть», как это делали более «достойные» дамы. Став женой, Анна потеряла свою привлекательность для мужчины, который более всего на свете любил охоту. «Она должна знать, что в его власти мгновенно унизить ее куда сильнее, чем раньше он ее возносил», — едко замечал Шапуи[256].

Ссора продлилась несколько дней. Но к тому времени, когда Анна отправилась в «заточение» в Гринвич, разногласия между ней и Генрихом, казалось бы, были исчерпаны. Король уверенно ожидал рождения наследника, и ему не хотелось, чтобы королева отправилась в уединение в гневе и с подозрениями. Анна тоже была уверена, что у нее родится мальчик. По ее приказу извещения о рождении составили заранее. В них королева благодарила Бога за то, что он послал ей «быстроту в рождении и воспитании принца»[257]. Король же тем временем решил, что мальчика назовут Генрихом или Эдуардом. Он уже планировал грандиозный турнир в честь благополучного рождения сына. Кто-то из придворных заметил, что никогда еще не видел его величество настолько «веселым». За исключением одного, все ведущие астрологи и предсказатели Англии были уверены, что Анна носит мальчика. Только знаменитый «провидец» Уильям Гловер был с этим не согласен. Он сообщил королеве Анне, что ему было видение о том, что она носит «ребенка женского пола». Но такое предсказание королеву не порадовало.

26 августа Анна прослушала мессу в дворцовой часовне, а затем устроила пир для всех придворных в своем Большом зале, богато украшенном по такому случаю. «Специи и вино» подавали королеве и ее гостям. Вскоре после бала две фрейлины с великими церемониями проводили королеву к дверям ее спальни. Формально удалившись не только от короля, но и от всех придворных мужского пола, чиновников и слуг, королева вступила в чисто женский мир своего «заточения».

Хотя Анна была исполнена решимости следовать строгим правилам королевских родов, она решила, что одного этого будет недостаточно, чтобы убедить мир в том, что она является королевой по праву, а ее ребенок — законным наследником. Она заказала множество украшений, исполненных символического значения. Например, гобелены, висевшие в ее спальне, изображали историю святой Урсулы и ее одиннадцати тысяч девственниц — подобная тема казалась весьма подходящей.

В центре родильной спальни была установлена «одна из самых богатых и славных кроватей» короля[258]. По сегодняшним меркам она стоила около полумиллиона фунтов и являлась частью выкупа французского герцога, захваченного в плен при Вернейе в 1424 году. Если это действительно так, то этот факт мог напоминать королеве о ее служении при французском королевском дворе в юности. Кровать была покрыта роскошным покрывалом «из богато расшитого малинового бархата», подбитого горностаем и окаймленного золотой парчой. Полог из малинового атласа и занавеси, расшитые золотыми коронами, завершали отделку. Все это лишний раз подтверждало законность происхождения королевы — и ее право на трон.

Но прежде чем удостовериться в том, что все готово для рождения ее ребенка, Анна выдвинула последнее, очень жестокое требование. Она попросила короля забрать у бывшей жены «роскошное триумфальное одеяние», которое Екатерина привезла с собой из Испании для крещения своих будущих детей. Это был не просто плевок. Одеяние было символом законной, королевской крови, и Анна страстно желала обеспечить этот символ своему нерожденному ребенку. Но для Екатерины это было печальным напоминанием о всех ее детях, родившихся мертвыми или умершими вскоре после рождения. Узнав о просьбе, бывшая королева пришла в ярость и категорически отказалась отдавать одеяние. Сколь бы ни был внимателен к беременной супруге Генрих, но он не стал настаивать. Бесчувственность и жестокость жены поразили даже его. Впоследствии Анне пришлось смягчиться и сделать вид, что ничего не было.

7 сентября, накануне Рождества Пресвятой Богородицы, у Анны начались роды. Прошло всего двенадцать дней с момента начала ее «заточения» — то есть то ли ребенок был недоношенным, то ли повитухи ошиблись в вычислениях. Возможно, что Анна сознательно назвала более позднюю дату зачатия, чтобы не пошли слухи о том, что ребенок зачат вне брачной постели. Анна знала, что законность этого ребенка уже вызывает сомнения, поэтому хотела сохранить свои тайны при себе.

Роды прошли благополучно, хотя были «особо болезненными». В три часа дня она родила здорового ребенка[259]. Но Анне повезло не больше, чем ее предшественнице: она родила девочку. По-видимому, она была в панике от того, что не смогла дать Генриху сына после всех усилий, которые он приложил для их брака. Но она отмахнулась от этих волнений. «У нас будут основания назвать эту комнату Комнатой Девственниц, — сказала она присутствовавшим дамам, — ибо это благой знак — рождение девы в день, когда Церковь отмечает Рождество нашей благословенной Девы Марии»[260]. Увидев новорожденную дочь в первый раз, Генрих постарался скрыть горькое разочарование. «Мы с тобой оба молоды, — сказал он Анне, — и милостью Божьей, у нас еще будут мальчики»[261]. Это прозвучало скорее требованием, чем утешением.

Хотя у королевы были все основания злиться на дочь, Анна хорошо о ней заботилась. К великому удивлению придворных, она положила рядом с собой на троне бархатную подушку, чтобы девочка, которой при крещении дали имя Елизаветы, могла находиться рядом с ней во время исполнения королевских обязанностей. Для королевы было очень необычно держать ребенка при себе, а не отослать его в королевскую детскую. Анна пошла дальше — она заявила, что собирается кормить Елизавету грудью. Это было настолько удивительно, что возникли вопросы, а может ли Анна быть королевой. Узнав об этом, король пришел в ярость и настоял на том, чтобы Анна пригласила кормилицу, как это делали все ее предшественницы. На эту роль была избрана миссис Пендред. Через три месяца Елизавету со значительной свитой отправили в Хэтфилд-Хаус, где она воспитывалась вдали от родителей и двора, как этого требовали королевские традиции.