У Анны не было времени оплакивать расставание с дочерью. Она знала, что должна как можно быстрее забеременеть вновь, чтобы упрочить свое положение королевы. И в этом она преуспела. На Рождество 1533 года она подарила мужу символ плодородия: золотой фонтан с тремя обнаженными женщинами, из сосков которых изливалась вода. Это породило слухи о новой беременности, и они подтвердились в следующем апреле, когда королевскому золотых дел мастеру заказали серебряную колыбельку, украшенную тюдоровскими розами и драгоценными камнями. Одновременно с этим королевские швеи начали шить детскую одежду из золотой парчи.

27 апреля из Гринвича сообщили, что у королевы «вырос живот, и мы молимся Господу о даровании принца». Поездка в Кале была отложена до рождения ребенка, поскольку королева Анна «уже весьма тяжела»[262]. Она участвовала в придворных развлечениях в Хэмптон-Корте 26 июня. К этому времени она должна была находиться на большом сроке (если, конечно, слухи были верны). Но не случилось ни «заточения», ни рождения ребенка. К сентябрю одни придворные утверждали, что она родила недоношенного мальчика в конце июня, а другие заявляли, что она вообще не была беременна. Возможно, Анна, страстно желая подарить Генриху сына, пережила ложную беременность — когда разум женщины убеждает ее тело в том, что она ждет ребенка, и это приводит к появлению ряда симптомов такого состояния. Отсюда и увеличившийся живот, о котором говорили придворные, и ряд других физических симптомов реальной беременности. То, что это была ошибка, а не выкидыш, подтверждается письмом Шапуи. В сентябре он писал, что «у наложницы вовсе не было ребенка»[263].

Анна была буквально одержима мыслью о рождении королю сына, но не забывала и о своей дочери. Когда позволяли дела, она навещала Елизавету в Хэтфилде. Принцессу иногда привозили ко двору — например, весной 1535 года. Но такие визиты были слишком робкими. Анна утешалась перепиской с гувернанткой дочери, леди Маргарет Брайан. Ей хотелось знать, что у Елизаветы есть все необходимое для достойного воспитания. Она посылала маленькой принцессе большое количество льна для пеленок и подгузников.

Осенью 1535 года, когда принцессе исполнилось два года, Анна и леди Брайан поспорили из-за ее отлучения от груди. Гувернантка считала, что девочка достаточно взрослая, чтобы пить из чашки, и ей больше не нужна кормилица. Даже такие интимные вопросы должны были решаться с участием короля и совета, которые и решили, что «миледи принцесса» должна быть отлучена «со всей подобающей заботой»[264]. Задачу поручили леди Брайан, но Анна написала ей личное письмо — по-видимому, с материнскими инструкциями относительно того, как это должно быть сделано. В то время повсеместно считалось, что после двух лет дети должны быть полностью отлучены от груди. Их продолжали кормить молоком, но постепенно вводили в рацион птицу и другое белое мясо. Жирные продукты считались неподходящими даже для королевских отпрысков, так что первая твердая пища Елизаветы была довольно простой.

Примерно в то же время, когда девочку отлучали от груди, Анна снова забеременела. В предыдущие полтора года у нее случился один, а возможно, и два выкидыша. Это не улучшило ее отношений с Генрихом, которые после рождения Елизаветы стремительно ухудшались. Король все больше искал утешения у других придворных дам. В феврале 1535 года бдительный Шапуи писал, что кузина и фрейлина королевы, Мэри Шелтон, стала явной фавориткой короля. К тому времени она почти наверняка была его любовницей, и их роман продлился около полугода.

Летом 1535 года король и его двор отправились в Уилтшир и Сомерсет. Выбор места был неслучайным — король хотел посетить Вулф-Холл, резиденцию семейства Сеймуров, расположенную в центре Савернакского леса. Сеймуры были древней семьей, но их нельзя было назвать аристократами. Тем не менее сыновья сэра Джона Сеймура, Эдвард и Томас, добились высокого положения при дворе Генриха, поэтому визит был вполне подобающим. Но король стремился увидеть вовсе не своих придворных, а их сестру Джейн.

Джейн Сеймур была одной из фрейлин королевы, но ранее служила ее предшественнице, Екатерине Арагонской, которой всегда восхищалась. При дворе ее не замечали, держалась она просто и скромно. Светловолосая и белокожая Джейн была пышечкой с двойным подбородком. Маленькие глазки-бусинки и тонкие губы не делали ее красавицей. Один из придворных отозвался о ней так — девушка «среднего сложения и далеко не красавица»[265]. Джейн не блистала ни остроумием, ни интеллектом — она вообще была малообразованной.

К вящему изумлению придворных, в конце 1534 года король начал оказывать Джейн явные знаки внимания. В то время девушке было около двадцати пяти лет — она была на семь-восемь лет моложе Анны. Генрих, как обычно, начал ухаживать за ней тайно. Первые намеки на их отношения мы находим в письме Шапуи, который в октябре писал, что Генрих «ухаживает за молодой дамой» из придворных[266]. Хотя послу и нравилось, что «наложница» теряет влияние на короля, он никак не мог объяснить, что же Генрих нашел в ее фрейлине. Он писал, что это настоящая «загадка», «тайна» или «секрет» — в тюдоровские времена так называли женские гениталии[267].

Судя по всему, Джейн приглянулась королю не своей внешностью, но поведением. Бурная, страстная натура Анны долгие годы ухаживания питала страсть короля, но супруга монарха должна была обладать совсем другими качествами. Джейн же казалась кроткой, послушной и скромной. Анна сеяла при дворе раздоры и интриги, Джейн все считали миротворицей. Генрих ставил это качество превыше всех остальных. Он говорил, что Джейн — девушка «нежная и склонная к миру»[268]. Анну все считали «наложницей». Она любила флиртовать со множеством своих почитателей. Джейн, бесспорно, была целомудренна. Томас Кромвель называл ее «самой добродетельной дамой и достойнейшей женщиной из живущих»[269]. Шапуи писал о том, что перспективу замены Анны Джейн «многие сравнивают с радостью и удовольствием, какие человек испытывает, избавившись от худой, старой и злобной клячи и надеясь вскоре получить хорошую верховую лошадь»[270].

Анна и ее супруг прибыли в Вулф-Холл в конце лета 1535 года. К этому времени Анна уже прекрасно знала об увлеченности мужа ее унылой фрейлиной. Но она не стала жаловаться, как делала это прежде. Анна решила действовать. Она знала, что, как бы ни был Генрих увлечен новой фавориткой, но если ей удастся родить ему сына, ее королевское положение мгновенно упрочится. И она пустила в действие все, что осталось от ее некогда легендарного обаяния, и вернула Генриха в свою постель.