Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шелла не для того попросила у меня предмет, которого касался Рейчис, чтобы ему помочь. Ей нужно было то, чего касался я, чтобы она могла отследить мой путь до Эбенового аббатства. В тот миг, когда я послал сквозь Тень ониксовую чешуйку, она, должно быть, пустила в ход традиционную магию, чтобы перенаправить ее члену военного отряда моего отца — кому-то, кто находился достаточно близко к Золотому Проходу, — чтобы он поискал следы, оставленные теневой дорогой, которую сделал Азир, когда помогал Турнаму и Бателиосу меня спасти.
Но даже это не позволило бы магу пробить завесу вокруг Эбенового аббатства. Для этого требовалось нечто, связанное со мной. Нечто, сделанное из самой Тени. Чешуйка оникса.
Моя сестра продала меня, чтобы выслужиться перед отцом.
— Что чародейка делает теперь? — спросил Азир, показав на силуэт, изменивший положение рук.
Загорелось второе кольцо сигиллов в круговом заклинании.
— Она открывает местонахождение Эбенового аббатства главарю военного отряда джен-теп, — ответил я.
— Откуда ты знаешь? — спросил Азир.
— Просто знаю.
— Преисподняя… — выругался Турнам.
— Да.
«Я должен сказать им, что я во всем виноват, — подумал я. — Они имеют право знать, кто уничтожил их убежище».
— Это не имеет значения, — с вызовом сказала Диадера. — Аббатство слишком далеко, чтобы они могли привести свою ватагу, или отряд, или как они там себя называют. Они не могут ничего нам сделать.
— Смогут, если придумают, как создать узы между каждым из них и каждым из нас, — сказала Сутарей, все еще не размыкая свои странные объятия с Бателиосом. — Так эта чародейка собиралась убить Келлена.
Третий ряд сигиллов в круге ожил, силуэт чародейки покачивался взад-вперед в каком-то сонном экстазе, пока ее руки создавали последние магические фигуры. Я сразу узнал заклинание. Магия шелка и железа, с примесью небольшого количества магии крови и чуточкой магии огня. Она собиралась убить меня кинжалом мысли.
Возьмите мысль — на самом деле едва ли большую, чем мимолетная фантазия, но мерзкую и смущающую, — затем загоните ее глубоко в разум врага, используя магию шелка, чтобы сохранить ее живой, и пропитайте магией железа, чтобы от нее нельзя было избавиться. Обрывок мысли крутится в мозгу снова и снова, неумолимо разрушая его, до тех пор пока жертва уже не сможет воспринять ничего, кроме того, что велит ей мысль. Обычно она требует разорвать себя на части. Это не столько разновидность казни, сколько своего рода послание для всех остальных, кто станет свидетелем случившегося. Отличный способ убить всех в аббатстве без необходимости отряду путешествовать туда самому.
— Почему Келлен не умер? — спросил Азир. — Если у чародейки был способ до него дотянуться, почему она не смогла…
Внезапно появился новый силуэт, и я чуть не опрокинулся назад. Этот силуэт был меньше, может, пару футов ростом, и он прыгнул на нас ниоткуда.
Диадера подхватила меня.
— Это просто еще одна Тень, Келлен, часть того, что Сутарей видит в прошлом.
— Это Рейчис, — прошептал я.
Силуэт белкокота приземлился на силуэт чародейки. Его задние лапы начали рвать ее спину. Тонкие полоски Тени отлетали от ее силуэта, как будто он раздирал ее клочок за клочком.
— Проклятье, — сказала Гхилла. — У мальчика сильный дух, не так ли?
— Сильнее всех в мире, — сказал я. Слова застряли у меня в горле.
Теневой силуэт чародейки круто повернулся, пытаясь схватить призрачного белкокота. Она швырнула в него какое-то заклинание, которого я не узнал, потому что оно проявилось только в виде взрыва темноты. Вся сцена помутнела, как будто ее развеивало ветром.
— Держись, проклятье, — сказала Сутарей.
Бателиос тоже боролся.
— Они сражались некоторое время, — сказал он. — Минуты. Может, часы. Не могу сказать. Теперь все движется слишком быстро.
Сцена исчезала в тумане. Я больше не мог различить, что происходит.
— Пожалуйста! — завопил я. — Пожалуйста, скажите мне, что случилось. Он…
— Утихни! — закричал Бателиос.
Я впервые услышал в его голосе столько гнева.
Краешком глаза я видел, что Сутарей сильнее обнимает его.
— Ты можешь это сделать, северянин. Просто удержи Тень еще немного.
Туман снова медленно сгустился, силуэты опять обрели форму.
— Женщина, — сказал Бателиос, — вот как она умерла.
Силуэт чародейки упал на колени, руки пытались схватить небольшое тельце Рейчиса, когда его лапы стиснули спереди ее воротник, а зубы вонзились в шею. Внезапным рывком она отбросила его, но он отлетел, держа в пасти что-то мягкое и влажное. Капли Тени сочились из его пасти. Он вырвал ей глотку.
Чародейка упала на живот. Она ухитрилась проползти всего несколько футов, прежде чем затихла прямо на том месте, где в этом мире нас ожидал ее скелет.
— Он спас тебя, — сказала Гхилла. Голос ее был полон благоговения, и в кои-то веки она не назвала меня «мальчиком».
Диадера отошла, чтобы положить ладони на руку Бателиоса.
— Теперь ты можешь отпустить. Все в порядке.
— Нет! — сказал я. — Что случилось с Рейчисом? Пожалуйста, мне нужно знать!
— Продержись еще мгновение, — сказала Сутарей, ее руки крепко сжались вокруг груди Бателиоса. Я не понимал, то ли она предлагает ему поддержку, то ли мешает прервать контакт. — Теперь я вижу остальное.
На земле рядом с нами силуэт Рейчиса ковылял на трех лапах. Одна передняя торчала под странным углом. Сломанная. Он споткнулся, выровнялся и продолжал идти. Каждый шаг становился все медленнее и давался ему с большим трудом. Я последовал за ним, желая, чтобы он и вправду был здесь, чтобы я мог что-нибудь ему сказать, дать обещания, которые я никогда не надеялся бы выполнить. Теневой силуэт белкокота сделал еще несколько шагов, прежде чем рухнуть маленькой кучкой песка и раствориться в небытии.
— Что случилось? — спросил я. — Пожалуйста, покажите мне, что случилось с…
Повернувшись, я увидел, что Сутарей и Бателиос отодвинулись друг от друга. Она снова и снова качала головой. Здоровяк все еще плакал, хотя и не теневыми слезами.
— Посмотри, — сказал он мне.
Я уставился на кучку золотистого песка, где упал теневой силуэт Рейчиса, и только тогда понял. Я упал на колени и стал рыть песок руками, разбрасывая так быстро, как только мог. Прошло немного времени, прежде чем я нашел кости.
— Они такие маленькие, — сказал я. — Они не могут принадлежать ему.