Меня не нужно было просить дважды. Однимдвижением нейтрализовав остатки защиты, я распахнул шкаф, где в полномодиночестве по соседству с парой одежных щеток покоилась моя сумка. Частьнадписи взирала на нас словно бы с укором: «Fuj…» Мне почему-то представилсяскучный скрипучий голос, произносящий это «Фуй…»

Я взял сумку и вывалил на кровать содержимое.Светлых мало интересовали вещи, а вот при виде последнего пакета они напряглись— второй незнакомец даже за амулет взялся в кармане куртки.

Когда я вытряхнул на покрывало деньги, на меняпосмотрели все. И свои, и Светлые. Как на психа. Законченного и неисправимогопсиха.

— Вот, — сказал я. — Это все, что у меня есть.Сто тысяч. Впрочем, уже меньше.

Очкастый шагнул к кровати и брезгливопокопался в вещах, заглядывая в пакеты. Но я понял, что ему было нужно на самомделе — тактильный контакт.

Его даже не устраивало дистанционноесканирование!

Господи, в чем же они меня подозревают?Вероятно, какой-то кретин действительно попытался втащить в Москву что-тозапретное, и, поскольку я малость переусердствовал с защитой своих несчастныхбаксов, они заподозрили во всем меня. Три ха-ха! Чем дальше, тем веселее.

Очкастый обнюхивал мой багаж с минуту. Потомсдался.

— Ладно. Здесь ничего нет. Номер мы объявляемзакрытой территорией; потрудитесь переселиться.

Девушка-перевертыш вздрогнула, вопросительно инедоуменно посмотрела на очкарика. Тот едва заметно развел плечами, и я понялсмысл его жеста. Не к чему придраться. Нет оснований. Оборотень напряглась, новторой маг положил руку ей на плечо, как бы предостерегая против необдуманныхдействий.

— Да-а? — вкрадчиво протянул Эдгар, и в этом«Да-а» наконец-то проявилось хоть что-то эстонское. — Переселиться-а? В такомслучае мы требуем официального разрешения на вмешательство седьмой ступени. Воизбежание ненужных вопросов со стороны администрации.

Светлые сделались недовольными — впрочем, онии так все как один были недовольными.

— Зачем? Воздействовать на персонал можно ибез коррекции психики.

— А вы имеете обыкновение любое воздействиеобъявлять нарушением, — с самым невинным видом пояснил Эдгар.

— Разре… — протянул Илья и осекся. — Нет. Неразрешаю. Антон, сходи с ними и проделай все сам. Постарайся, чтобы этогопоселили подальше отсюда, чтоб не… В общем, выполняй.

Эдгар разочарованно вздохнул.

— Ну что ж… Нет — так нет. Скажите, любезный,у вас есть еще вопросы к нашему коллеге?

В голосе и тоне Эдгара было столькочопорности, столько светскости, что я испугался, как бы Светлые не решили, чтоэстонец издевается. Но Эдгара, видимо, знали неплохо.

А, возможно, эта едкая, как кислота,вежливость как раз и была нормой поведения обоих Дозоров.

— Нет. Не смеем более задерживать. Но позволимсебе напомнить: до окончания расследований по уже трем делам ему запрещенопокидать Москву.

— Я помню, — вставил я максимально невинно.

— В таком случае мы позволим себе откланяться.Коллега Виталий, упакуйте свои вещи…

Я как попало запихал свои пожитки в пакеты, апакеты — в сумку, подхватил из кресла брошенную куртку и встал. Эдгарприглашающе указал рукой на дверь.

Мы вышли в коридор и спустились на лифте ввестибюль, где Эдгар неожиданно обернулся к Светлому.

— Антон! Наш коллега не будет больше жить вэтой гостинице. Мы увозим его с собой. Если он понадобится, наводите справки вофисе Дневного Дозора.

Светлый, казалось, растерялся, нерешительновзглянул на дремлющего за стойкой администратора и нетвердо кивнул. А мы пошлик выходу.

Куртку я надевать не стал, потому что заметилзнакомый «BMW» у самого входа в гостиницу. Причем заметил я его только потому,что был Иным.

Внутри машины было тепло и уютно. И просторно— коленки не упирались в спинку переднего кресла. Я сел поудобнее ипоинтересовался:

— А где мне теперь предстоит жить?

— В офисе Дневного Дозора, коллега. Точнее, вгостинице при офисе. Надо было сразу туда ехать.

— Если б я знал — куда, — пробормотал я. «BMW»сорвался с места, лихо вырулил к выезду со стоянки, нырнул под едва успевшийподняться шлагбаум и с ходу влип в жиденький поток транспорта на проспектеМира.

Возможно, Шагрон был и не самым сильным магом,но машину он водил отменно. Проспект Мира промелькнул и исчез позади так жебыстро, как дуга Садового кольца. И Тверская виделась мне лишь как бесконечнаячереда витрин за тонированными стеклами. Впрочем, нет, не бесконечная.

Мы вышли из машины совсем недалеко от Кремля.Маги бросили свой «BMW» прямо у обочины, даже не потрудившись закрыть. Я решилвзглянуть на него через сумрак, просто из любопытства, желая оценить охранныезаклятия. Чтобы снова не опростоволоситься.

И остолбенел. Но не от вида машины. А от видадома, в обычном мире выглядевшего вполне буднично.

В сумраке дом вырос на целых три этажа. Причемодин из них вклинился между обычными первым и вторым, а остальные нарастили ибез того немаленький домик. Сумеречные этажи были исполнены в черномполированном граните; почти все окна темные, зашторенные; лишь тусклоотражаются первые скудные солнечные лучи от белых корпусов модерновыхкондиционеров.

Об охранных заклятиях я мигом позабыл.

Небольшой портальчик выходил прямо наТверскую; за стеклянной дверью скорее угадывался, чем виднелся, силуэт Иного.

— Ну и ну! — сказал я. Голос прозвучал глухо,как и любой звук в сумраке. Мои коллеги как по команде повернули головы наголос.

— Что? Не видел раньше?

— Нет.

— По первому разу всех впечатляет. Пошли, ещенасмотришься.

Мы миновали несколько ступеней и оказались вкрошечной дежурке. Та самая смутная фигура за дверью воплотилась в тощегоунылого парня, по-моему — оборотня. Он читал Пелевина «Проблема верволка вСредней полосе» и счастливо, жизнерадостно ухмылялся.

Но стоило в дежурку войти Эдгару, как пареньпреобразился. Глаза полыхнули, книга упала на столешницу.

— Привеет, Олеег, — поздоровался Эдгар сневесть откуда возникшим прибалтийским акцентом.