знала, кто ее папа! А не искала его в каждом прохожем, Лана, – говорит так тихо и проникновенно, что волоски на руках встают дыбом, а за ними бегут мурашки. И хочется крикнуть, что да, я понимаю! Все понимаю! Но когда-то даже подумать о таком боялась. Даже в мыслях не допускала такую возможность, что примет, что признает нашу дочь. И именно поэтому сейчас исчезли все слова. А язык словно онемел. Он хочет? Правда хочет?

– Я и не собиралась запрещать, – выдавливаю наконец-то из себя хоть что-то членораздельное. – Просто это так неожиданно, – запускаю ладошку в волосы и отступаю. – Я ведь правда даже не думала, что будет, если ты однажды все узнаешь, – кусаю губы, пытаясь подобрать слова и позорно не разреветься, всхлипываю, ощущая, что глаза уже на мокром месте.

–  Я упустил слишком много из ее детства, – говорит с почти осязаемой горечью в голосе Леша. – Непозволительно много из-за недопонимания и чужих игр, – полыхнули недобрым огоньком глаза мужчины. – Я не видел, как Алексия пошла, я не слышал ее первое слово, да даже, черт возьми, ее первая улыбка прошла мимо! И больше я такого не допущу. И да, я плохо себе пока представляю, как все это будет, но Ляся и мой ребенок! – едва ли не бьет себя в грудь Леша, но тут...

– Что?! – звучит за спиной, заставляя меня подскочить на месте, резко оборачиваясь.

– Слава… – выдыхаю имя жениха, который поднимается к нам и останавливается в паре шагов. Смотрю на не столько злого, сколько растерянного мужчину и прижимаю ладони к груди в слабой попытке унять летящее сердце. – Слава, я...

– Что это все, черт побери, значит, Лана?! – упирает руки в бока жених, переводя взгляд с меня на брата и обратно. – Что значит “Ляся и мой ребенок”, Рысев?! – рычит, буквально требуя ответа, в сторону брата.

Ну, вот и все. Доигрались...

Глава 40. Лана

Слава сидит напротив меня, положив руки на стол и то и дело сжимая-разжимая кулаки, а я боюсь даже пикнуть. Вздохнуть боюсь. Чувствую себя такой мерзкой лицемеркой, что саму от себя тошнит.

– Одного не пойму, Лана! Почему ты мне ничего не сказала сразу? – машет рукой Слава, поднимая на меня взгляд в ожидании ответа, а я что? Я балансирую на грани падения в пропасть под названием “истерика”. Пальчики в волосах трясутся, сердце колотится, как при убойной дозе адреналина, а глаза щиплет от слез и от потекшей туши, которую я с каждым разом размазываю по лицу все сильней.

Уже два часа, что мы сидим у меня дома, на кухне, я просто реву. Молча глотаю горькие слезы, нетерпеливо смахивая  дорожки со щек.

Нет. Славка не сердится. Он, как всегда, оказался сама разумность. Мужчина-скала. Кремень. Совершенно непробиваемая эмоционально ледяная глыба, он в силу своей профессии научился держать не только лицо, но и сердце, похоже, под контролем. А как хочется, чтобы он просто-напросто наорал! Обматерил! Обозвал и  сказал прямо, глядя в глаза, какая я лицемерная и лживая тварь, но нет. Он даже не злится. Мужчина не кричит и не бьет посуду, не кидает обвинения, а только молча убивает своим укором во взгляде. И от этого мне только в десятки раз хуже. Молчаливая ярость гораздо страшнее громкой истерики.

– Почему нужно было столько молчать? Неужели получилось лучше, что я узнал все  вот так?

И да, я не сказала ему ни слова об измене. Только о дочери и о том, кто на самом деле ее отец. Фильтруя информацию и выбирая слова.

– Нет, Слав. Нет, не лучше! Просто так вышло. Отвратительно получилось, – вздыхаю и поднимаюсь с места, меряя шагами комнату.

Я ведь даже не переоделась, вернувшись из кафе.

Ляся, умаявшись, уже сладко спит, а мы вот… сидим здесь и выясняем отношения, на которых, по-хорошему, пора ставить жирный крест.

Там на террасе нас прервали. Сразу после Славы появилась Светлана, его мама, и, чтобы не усугублять ситуацию, мы все втроем приняли решение поговорить позже. Не портить Лясе праздник выяснениями и ссорами. И следующий час показался мне просто адом. Я уговорила Рысева уехать. Хоть для Алексии это и стало неприятным сюрпризом, но на тот момент я буквально была готова валяться в ногах ее отца, только бы он дал мне возможность поговорить с его братом самой!

И вот он уехал. А мы здесь. Вдвоем. На моей кухне с кружками чая, моими рыданиями и его непрошибаемым спокойствием.

– Я растерялась, Слава, понимаешь? – выдыхаю, уже до крови искусав свои губы. – Когда ты привел нас знакомить в ресторане, я же не могла тебе сказать: “О, так это отец моей дочери”! Рысев ничего не знал, да и никто, кроме меня, ничего не знал. Я ушла от него пять лет назад, будучи беременной, и ничего ему не сказала.

– Допустим. А потом? У тебя было столько времени сказать мне потом, Лана. Даже на той же даче!

– А потом я испугалась! Боялась, что ты не поймешь меня, отвернешься от нас с Лясей, что слушать не станешь. Я потерять тебя боялась, Слав. И это вранье стало нарастать, как снежный ком, поверь, я чувствовала себя ужасно, постоянно обманывая тебя! Но я не могла по-другому! Мне было страшно… – заканчиваю шепотом, обнимая себя руками. Слышу тяжелый вздох Славки, который, может, и спокоен, но устал. Вся поза: ссутуленные плечи, ладони, которыми он потирает виски, – все выдает его внутреннее состояние.

– Почему вы с ним расстались тогда? Почему ты ушла от Рыся?

– Леша изменил, – говорю и тут же осекаюсь, когда брови мужчины удивленно взлетают вверх. – Верней… я так думала. Как оказалось, нас обоих ввели в заблуждение.

– Измена изменой, но ты должна была сказать ему про дочь.

– Это уже неважно, это было тогда и мало имеет значения сейчас.

– Неважно? Лана, он потерял из жизни своего ребенка целых пять лет из-за какого-то “заблуждения”! – удивляет меня своими словами Слава. – Если бы  я узнал о том, что у меня без моего ведома растет  дочь, то был бы просто в бешенстве. Так быть не должно!

– Не должно, но получилось. Тебе ли не знать Лешу? Ему не нужны были серьезные отношения, и