Он запнулся и судорожно сглотнул.

– Да?

– Я услышал какой-то странный и страшный крик. Он небыл громок, точно кто-то задыхался или давился кашлем, но я замер от страха и сминуту стоял как вкопанный, потом обогнул живую изгородь. Ночь была лунная, и яувидел могилу и рядом человека, лежащего ничком. В спине у него торчал нож. Апотом… потом… я поднял взгляд и увидел ее. Она смотрела на меня с ужасом, точноя привидение. Потом вскрикнула и бросилась прочь.

Он замолчал, пытаясь совладать с собой.

– Ну а потом? – как можно спокойней спросил Пуаро.

– Право, не знаю. Я постоял еще, совершенноошеломленный. Потом подумал, что надо поскорее убираться. Нет, мне и в головуне пришло, что могут заподозрить меня. Я испугался, что меня вызовут в качествесвидетеля и мне придется давать показания против Беллы. Как уже говорил, ядошел пешком до Сан-Бовэ, нанял автомобиль и вернулся в Шербур.

В дверь постучали, и вошел посыльный с телеграммой, которуювручил Стонору. Секретарь вскрыл ее, прочел и тут же поднялся с кресла.

– Мадам Рено пришла в сознание, – сказал он.

– А! – Пуаро вскочил. – Немедленноотправляемся в Мерлинвиль!

Мы поспешно собрались. Стонор по просьбе Жака согласилсяостаться, с тем чтобы помочь, если удастся, Белле Дьювин. Пуаро, Жак Рено и яотбыли в Мерлинвиль в автомобиле мосье Рено.

Поездка заняла немногим более сорока минут. Когда мыподъезжали к вилле «Маргерит», Жак Рено бросил на Пуаро вопросительный взгляд:

– Что, если вы отправитесь вперед и осторожноподготовите матушку к радостному известию?…

– А вы тем временем лично подготовите мадемуазельМарту, правда? – откликнулся Пуаро, подмигнув Жаку. – Ну конечно, я исам хотел вам предложить это.

Жак Рено не стал упираться. Остановив машину, он выпрыгнулиз нее и помчался к дому. А мы продолжали свой путь к вилле «Женевьева».

– Пуаро, – сказал я, – вы помните, как мывпервые приехали сюда? И нас встретили известием, что мосье Рено убит?

– О, конечно, отлично помню. Не так уж много временипрошло с тех пор. А сколько всяких событий, особенно для вас, mon ami!

– Да, в самом деле, – вздохнул я.

– Вы ведь воспринимаете их в основном сердцем, а неразумом, Гастингс. Я же подхожу к ним иначе. К мадемуазель Белле, будемнадеяться, суд отнесется снисходительно. Правда, Жак Рено не может женитьсясразу на обеих своих возлюбленных. Тут уж ничего не поделаешь… Я же подхожу кделу профессионально. Это преступление не отнесешь к разряду разумноспланированных и четко выполненных, то есть таких, от разгадки которых детективполучает истинное удовольствие. Mise en scene,[83]разработанная Жоржем Конно, – в самом деле безукоризненна, но dénouement[84] – о нет! О ней этого никак не скажешь! В припадке гнева иревности девушка совершает убийство – где уж тут порядок, где логика!

Такой своеобразный подход к делу вызвал у меня невольнуюулыбку.

Дверь нам отворила Франсуаза. Пуаро сказал, что долженнемедленно повидать мадам Рено, и старая служанка проводила его наверх. Я жеостался в гостиной. Вернулся Пуаро довольно скоро. Он был на редкость мрачен.

– Vous voilà, Гастингс! Sacre tonnerre![85] Назревает скандал!

– Что вы хотите сказать? – удивился я.

– Вы не поверите, Гастингс, – задумчиво проговорилПуаро, – но от женщин никогда не знаешь, чего ждать.

– А вот и Жак с мадемуазель Мартой! – воскликнуля, глядя в окно.

Пуаро выскочил из дома и перехватил их у входа.

– Не ходите туда. Так будет лучше. Ваша матушка оченьрасстроена.

– Знаю, знаю, – сказал Жак Рено. – И я долженсейчас же поговорить с ней.

– Нет, прошу вас. Лучше не надо.

– Но мы с Мартой…

– Мадемуазель лучше остаться здесь. Если вы так ужнастаиваете, разумнее будет, если с вами пойду я.

Голос, внезапно раздавшийся откуда-то сверху позади нас,заставил всех вздрогнуть.

– Благодарю за любезность, мосье Пуаро, но я намеренаобъявить свою волю.

Мы обернулись и застыли в изумлении. По лестнице, тяжелоопираясь на руку Леони, спускалась мадам Рено. Голова ее была забинтована.Девушка со слезами уговаривала свою госпожу вернуться в постель.

– Мадам погубит себя. Доктор строго-настрого запретилвам подниматься!

Но мадам Рено ее не слушала.

– Матушка! – закричал Жак, бросаясь к ней.

Но она властным жестом отстранила его.

– Я тебе не мать! Ты мне не сын! С этой минуты яотрекаюсь от тебя.

– Матушка! – снова крикнул ошеломленный молодойчеловек.

Казалось, мадам Рено дрогнула – такая нестерпимая муказвучала в голосе Жака. Пуаро протянул было руку, как бы призывая их обоихуспокоиться. Но мадам Рено уже овладела собою.

– На твоих руках кровь отца. Ты виновен в его смерти.Ты ослушался его, ты пренебрег им, и все из-за этой особы. Ты жестоко обошелсяс той, другой девушкой, и твой отец жизнью поплатился за это! Ступай прочь измоего дома! Завтра же я приму меры, чтобы ты ни гроша не получил из отцовскогонаследства. Устраивай свою жизнь как сумеешь, и пусть эта особа, дочь заклятоговрага твоего отца, помогает тебе.

Мадам Рено повернулась и медленно, с мучительным трудомстала подниматься по лестнице.

Сцена была столь неожиданна и ужасна, что мы все стояли,точно громом пораженные. Жак, который и без того едва держался на ногах,пошатнулся. Мы с Пуаро бросились к нему.

– Ему совсем худо, – шепнул Пуаро, обращаясь кМарте. – Куда бы перенести его?

– Разумеется, к нам, на виллу «Маргерит». Мы с матушкойстанем ухаживать за ним. Бедный Жак!

Мы отвезли молодого человека на виллу «Маргерит». Он рухнулв кресло в полуобморочном состоянии. Пуаро пощупал его лоб и руки.

– У него жар. Столь продолжительное напряжение даетсебя знать. А тут еще такой удар… Надо уложить его в постель. Мы с Гастингсомпозаботимся, чтобы послали за доктором.

Появившийся вскоре доктор, осмотрев больного, заверил нас,что это всего лишь результат нервного перенапряжения. Тишина и полный покой,возможно, уже завтра принесут облегчение. Но следует оберегать больного отволнений, ибо в этом случае болезнь может принять дурной оборот. Желательно,чтобы ночью кто-нибудь подежурил у его постели.