Нурата был последним оплотом басмачества на территории бывшего Бухарского эмирата. Он держался до середины 30-х годов. Отсюда басмачи делали набеги на соседние районы.

О Нурате ходят легенды.

Одна из них.

Отряд буденновцев, первый ворвавшийся в непокорный город, изрубил в капусту всех, кто попался на глаза. Потом конники выловили священную рыбу из священного бассейна, зажарили ее и устроили пиршество. К утру почти все победители были мертвы. Они не знали, что священная рыба несъедобна. Там же, на городском кладбище, их и похоронили.

И вот мы влезаем в маленький запыленный автобус, битком набитый аборигенами в роскошных национальных костюмах. На наших местах (места нумерованные) сидят узбечки с многочисленными сумками и мешками. Мы показываем билеты шоферу. Шофер – он тоже узбек, но в европейской одежде – что-то говорит женщинам по-узбекски, мы поняли только слово «закон», произнесенное по-русски. Узбечки встали, забрали свои мешки и сели на другие места. В последнюю минуту перед отъездом в автобус полезли безбилетники. Они просительно смотрели на шофера, и тот великодушно кивал им, разрешая. Безбилетники расположились в проходе, они сели на свои мешки и прямо на пол.

– Вы в Нурату? – спросил нас шофер. – А чего вам там надо?

– Интересуемся местными достопримечательностями, – ответили, – хотим взглянуть на святые места.

– О, – сказал шофер, – это хорошо! В Нурате есть что посмотреть, Нурата – интересный город!

Автобус тронулся.

Долго ехали по зеравшанскому оазису. На хлопковых полях, как причудливые абстрактные скульптуры, стояли наголо остриженные тутовые деревья (каждую весну их так остригают). Этот довольно мрачный пейзаж оживляли яркие платья работавших на полях женщин (мужчины на полях работают только трактористами или поливальщиками). Проехали мост через Зеравшан. Оазис кончился. Началась сухая, поросшая колючкой степь, сначала ровная, потом холмистая. Холмы становились все выше и выше.

Автобус ехал медленно. Дорога шла на подъем. Пласты каменной породы, стоявшие вертикально, вылезали из холмов ровными параллельными грядами, Холмы напоминали гигантских доисторических чудовищ с зубчатыми черными гребнями на хребтах (каменная порода была черная, блестящая, похожая на руду какого-то металла). Миновали перевал и покатились вниз. Шофер все время тормозил и давал длинные гудки на поворотах. Дорога была никудышная. Машину трясло, как в лихорадке. У меня клацали зубы, я даже прикусил кончик языка.

Спустились в долину. До горизонта зеленели посевы.

– Как поливают все эти поля? – спросил я у шофера.

– Никак! – ответил он. – Вырастет так вырастет, а не вырастет – пустят скот, он все сожрет. Но иногда вырастает кое-что.

Автобус остановился у преграждавшего дорогу шлагбаума. Из стоявшей на обочине деревянной будки появился милиционер. Шофер сказал, что всем надо выйти и обязательно пройти по опилкам, насыпанным у шлагбаума, – это дезинфекция от эпидемии ящура. Мы вышли и прошли, тщательно топая, по опилкам. Они были бурые от дезинфицирующего раствора. Автобус тоже проехал по опилкам. Мы заняли свои места и поехали дальше.

Дорога пересекала долину по прямой. В конце этой линейки виднелось нечто похожее на кишлак.

Кишлак приближался, стали видны развалины какой-то большой постройки, видимо, крепости.

Въехали в кишлак и остановились.

– Стоим пять минут! – объявил водитель по-русски и по-узбекски. Потом, обращаясь к нам: – Пойдемте, я покажу вам, тут рыба есть!

– Уже рыба! – удивились мы

Рядом с чайханой в тени деревьев мы увидели бетонный бассейн с чистой зеленой водой. Вода вытекала в узкий арык. В бассейне и в арыке плавали довольно большие рыбы с черными спинами.

– Это хорошая вода, помогает от многих болезней! – сказал шофер.

Мы купили лепешку, раскрошили ее и стали кормить рыб. Они с жадностью набрасывались на крошки, выпрыгивали из воды, норовя схватить их на лету. Они столпились под нами в воде, толкались боками, пихались плавниками и, наверное, ругались между собой, ссорясь из-за крошек, но ругани мы не слышали.

Ко мне подошел пожилой узбек в халате, подпоясанный ярким платком.

– Эту рыбу нельзя трогать, это святая рыба. И есть ее нельзя: кто съест, тот умрет! Эту рыбу нельзя трогать!

– Ага, – сказал я, – все ясно – святая рыба!

– Эту рыбу нельзя трогать! – сказал узбек еще раз, почему-то раздражаясь.

– Понимаю – нельзя, – сказал я. – Действительно, раз она святая, так зачем ее трогать? Мы вот покормим ее и уйдем. А вы не знаете, как называется эта рыба?

– Никак не называется! Просто рыба, и все! Святая рыба!

– Ага, понятно! Просто рыба! Это даже хорошо. Это звучит гордо, так же как «человек»!

– Это не человек, это рыба! – возмутился узбек. – Ты что, не видишь? Это святая рыба, и человек ее есть не может!

– Да, конечно, – согласился я, – это рыба, а не человек, я и сам это вижу. Хотя чем-то эта рыба напоминает человека, наверное, жадностью и нахальством.

– Зачем ты так плохо говоришь о святой рыбе?! – вскричал узбек. – Это нехорошо! Святая рыба не нахальная! Ты сам нахальный – приехал к святой рыбе и говоришь такое!

– Да, конечно, – вздохнул я, – святой рыбе можно простить нахальство.

Едем дальше. Снова поля, неизвестно как орошаемые, потому что арыков не видно. Снова невысокая гряда холмов с выходами скальной породы. Но здесь скалы не острые, а как бы оплавленные, с мягкими округлыми вмятинами. Эти скалы похожи на огромные черепа. Наверное, это черепа тех самых чудовищ, которых мы видели перед этим.

Пейзаж становился все таинственнее. Когда скалы раздвигались, справа виднелась большая гора со зловещими острыми зубцами. Мы приближались к Нурате.

Холмы кончились, и мы сразу оказались в большом кишлаке, на первый взгляд ничем не примечательном.

– Нурата! – объявил шофер.

Долго едем мимо кладбища. Никаких надгробий, никаких памятников не видно. Просто холмики. На некоторых лежат два-три небольших камушка. Такой маленький городок – и такое большое кладбище! «Интересно, где похоронены те буденновцы, которые отравились рыбой? – думаю я. – Уж не под этими ли камушками они, сердешные, и лежат?»

Потом едем по чистой глиняной улице: глинистая земля, глиняные глухие заборы, глиняные стены низких домов без окон. Ишак, привязанный к столбу, тоже явно глиняный, он неподвижен, и шерсть у него цвета глины.

Останавливаемся около чайханы. Вылезаем. Наш гид-шофер ведет нас к святилищу. Оно тут же, рядом, у подножия высокого холма с остатками древней крепости.

Два мавзолея. Один небольшой, с деревянным айваном, второй побольше – с несколькими куполами. Рядом с ними бассейн, выложенный рваным камнем. Вода в нем совершенно прозрачная. В воде рыбы с черными спинами. Их множество – тысячи, быть может, десятки тысяч. «Странно, – думаю я, – как они все могут жить в этом небольшом бассейне? Чем они питаются? Или их кормят? Сколько же надо корма, чтобы прокормить стольких рыб?»