Майке в больнице одна женщина рассказала, что видела свою смерть. Однажды ночью она проснулась от какого-то прикосновения к своим волосам – перед ней стояла самая настоящая смерть, худющая, серая, в каких-то лохмотьях и с косой. Женщина вскрикнула, и смерть исчезла. А через пять минут в соседней палате умер мужчина, умер неожиданно – все думали, что он выздоровеет. Смерть испугалась крика женщины, а потом разозлилась и в отместку убила этого мужчину. А может быть, мужчина и должен был умереть – смерть приходила за двоими сразу. Но с женщиной номер у нее не вышел.

В «Жар-птице» у меня тоже смерть во плоти. Впрочем, там, может быть, и не сама смерть, самой ей было везде не управиться. Она за приличную плату (за буханку хлеба) наняла дворничиху, и та делала то, что положено.

6.3

Умерла Анна Ахматова.

Это случилось в доме отдыха под Москвой. Похороны 10– го. Ходят слухи, что ее будут отпевать в Никольском соборе.

8.3

В «Известиях» на последней странице в подвале небольшой некролог Твардовского. В «Литературке» – полоса.

Все пишут о «трудной, но завидной участи» и о «пушкинских традициях». Паустовский написал: «Я счастлив, что жил в одно время с ней».

9.3

Вечером позвонила Н. и сказала, что гроб с телом поставили в Никольском соборе.

Войдя в собор, я огляделся. Ничто не говорило о том, что здесь находится прах великой русской поэтессы.

Свернул налево. Я протиснулся внутрь и увидел гроб, обставленный с боков еловыми венками. Бородатые юноши, взявшись за руки, сдерживали публику, но толпа не очень напирала. Люди медленно двигались по кругу, задние привставали на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Через минуту я очутился у изголовья покойницы.

Живой я ее никогда не видел. Но я ощущал ее присутствие в этом городе, в этом мире. И вот она лежит передо мной мертвая и доступная, очень непохожая на себя, на свои портреты и фотографии. Я нагибаюсь и целую ее в холодный каменный висок.

Гроб закрыли. «Она должна отдохнуть, завтра у нее трудный день», – сказала служительница собора, поправляя венки.

Народ разошелся. Осталось несколько человек.

У входа в собор кто-то уговаривал другую служительницу не закрывать на ночь дверь, потому что должен прийти скульптор, чтобы снять посмертную маску.

– Не могу! Ничего не знаю! Не имею права! – твердила женщина.

– Это ваш долг! – говорили ей. – Ваш святой долг!

Кто-то рассказывал, что было в Москве.

Анна Андреевна гостила в столице, когда у нее случился сердечный приступ. Она долго лежала в больнице (в палате на четырех человек) и стала выздоравливать. Потом она жила в доме отдыха в Домодедове. Здесь от второго приступа она и умерла. Три дня ее тело пролежало в морге больницы Склифосовского, никого к нему не подпускали. Какие-то студенты собирались каждый день под окнами морга, но двери открыли лишь за три часа до отлета самолета. Во дворе больницы устроили небольшую гражданскую панихиду. Выступали Тарковский, Лев Озеров и еще кто-то. Из знаменитостей были Евтушенко и Вознесенский. «Классики» не явились.

10.3

Пришел в собор около полудня. Народу было уже много. У гроба в центре зала люди стояли плотно и неподвижно. По краям же все время происходило какое-то движение: кто-то пробирался вперед, надеясь найти место поудобнее, кто-то возвращался, убедившись, что все лучшие места уже заняты.

Еще шла обедня. Пел хор. Я стоял у стены рядом с В. – он прилетел из Москвы специально на панихиду. Взгляд выхватывал отдельные куски картины: ярко-красные красивые губы женщины, черный старушечий платок, рыжую бороду парня – поэта, где-то когда-то виденного, позолоченный завиток на окладе иконы, серебряную лампаду на толстой цепи, светлый прямоугольник двери, в котором медленно падал крупный снег…

Обедня кончилась. Зажглись люстры. Началась панихида.

Голос священника был приятен, интеллигентен. Голоса дьячков были гнусавы.

– …Новопреставленной рабы божией А-а-нны-ы!

Народ прибывал. В толпе возникали волны и водовороты. Было душно. Сладко и дурно пахло ладаном.

– …В царстве праведных да утвердит ее Господь и да воздаст ей вечное успокое-е-е-ние!

Панихида кончилась. Началось прощание.

Я пробрался вперед и увидел голову покойницы с бумажным венчиком на лбу. Рядом с ней возникали и исчезали лица прощавшихся. Некоторые глядели внимательно, как бы стараясь запомнить черты усопшей, иные же как-то смущенно скользили глазами по ее лицу и тотчас отводили их вбок. Кое-кто наклонялся и целовал покойницу в лоб.

У гроба лицом ко мне стояла Аня, заплаканная, измученная, в темном, сбившемся на затылок платке. С другой стороны стояли Лев Гумилев, его жена и еще какие-то люди.

Началась давка. Задние напирали на передних. Кто-то кричал:

– Тише, товарищи! Не напирайте! Все успеете! Назад! Два шага назад! Не напирайте, будьте сознательными!

Над толпой появилась крышка гроба. Со всех сторон закричали:

– Не закрывайте! Дайте проститься! Не смейте закрывать!

Кто-то уговаривал:

– Товарищи! Прощание с покойной будет в Доме писателей, поезжайте туда! Там будет гражданская панихида!

Из толпы раздался громкий отчетливый голос:

– Гражданская панихида здесь!

И снова была давка. Рядом со мной женщина, побледнев и закрыв глаза, прислонилась к колонне. Кого-то оттаскивали под руки в сторону.

Началась панихида над другими покойниками в боковом нефе. Снова хор и голос священника, но все это уже издали. Потом издали же стук молотка и истерический женский вопль.

Народ шел мимо гроба около часу. Говорят, что в соборе было более двух тысяч человек.

Мы с Д. выходили последними. На полу валялись пуговицы, разбитое зеркальце, ручка от женской сумки, скомканный носовой платок, раздавленные цветы.

К нам подошла пожилая, бедно одетая женщина:

– Кого же это отпевали-то? Сроду еще в церкви столько народу не видывала.

– Писательницу отпевали, – сказал Д., – знаменитую русскую поэтессу.

– А как звали-то ее?

– Анна Ахматова.

– Не слыхала такую. Неужто знаменитая? Да и верно – кабы не знаменитая, разве пришло бы народу такое множество! А она что – верующая была? Писателей-то и начальство всякое теперь в церквах не отпевают – так хоронят…

12.3

Автобусная остановка в Зеленогорске. На остановке человек десять. Все стоят тихо, ждут.

Внезапно один из стоящих мужчин бьет одну из стоящих женщин провизионной сумкой по голове. Тишина нарушается. Женщина кричит и плачет. Мужчина норовит ударить ее еще раз, но ему мешают. Нельзя, говорят ему, бить женщину!