Старший лейтенант Соколовский приехал на свадьбу к командиру в сопровождении четверых бойцов своего взвода. Он привез их на служебной машине из военного городка. Жена его приехала на своей легковушке. Именно она привезла молодоженов в столовую из ЗАГСа.

Соколовский выставил солдат изнутри и снаружи входа, чтобы никто посторонний не помешал молодым и их гостям насладиться этим торжественным событием. От двери ни разу не прозвучало сигнала тревоги. Этот район был не слишком спокойным, славился большим количеством любителей выпить и поскандалить, но один вид солдат-спецназовцев, стоявших на крыльце, видимо, таких индивидуумов отпугивал. Это несмотря на то что бойцы были без оружия. Одна только репутация спецназа внушала вполне оправданные опасения любому постороннему человеку.

Как-то незаметно подошло время кормления младенца. Выдерживать расписание до минуты необходимости не было, хотя Полина часто посматривала на часы на руке капитана.

Прямо перед тем как она хотела встать и отправиться к младшему Темирхану, начал говорить долгий кавказский тост один из гостей, умышленно имитируя акцент. Ибрагим Владимирович положил ладонь на предплечье жене, требуя выслушать тост до конца, хотя Полина, как кормящая мать, за столом не пила даже шампанское. К жене присоединился и молодой муж, поддерживая ее в таком благом деле.

Когда наконец-то тост завершился, Полина встала и торопливо пошла в кабинет заведующей. Она открыла дверь и вскрикнула вдруг так сильно, что муж и его приемный отец услышали ее и в две секунды подскочили к двери.

Спиной к ним стоял какой-то мужчина и качал на руках маленького Темирхана. На плече этого человека висел ремень автомата, голову покрывала бандана из камуфлированной ткани, видимо, сшитая из майки. Раньше, до появления на вооружении комплекта оснастки «Ратник», так делали едва ли не все спецназовцы военной разведки.

— Кто это? — удивленно спросил Владимир Васильевич, желая шагнуть за порог.

Но Ибрагим Владимирович узнал человека по искривленному позвоночнику и остановил отца, перегородив дорогу в комнату.

— Кто вы? Что вам здесь надо? — воскликнула Полина.

— Выйдите все! — сказал капитан и шагнул к человеку, который только начал поворачиваться к нему лицом. — Здравствуй, брат! Ты пришел познакомиться с племянником? Говоря честно, я ждал тебя!

Темирхан-старший повернулся полностью. На левой руке у него лежала голова Темирхана-младшего. Но смотрел он не на племянника, а на брата. Причем довольно жестко.

Капитан оглянулся.

Отставной подполковник отошел от двери и увел Полину.

— Так надо. Все будет хорошо. Не волнуйся, — сказал он ей.

— Я надеюсь, Ибрагим, ты назвал сына Асланом? — спросил Темирхан-старший. — В честь нашего отца. Иначе я никогда не смогу тебя простить. Ни тебя, ни ребенка, хотя он и мой родной племянник.

— Нет, я назвал его Темирханом, — ответил капитан.

Этот ответ сильно смутил старшего брата.

— А почему не Асланом? — как-то неуверенно спросил он.

— Аслан Надирович погиб. А я хочу, чтобы мой сын жил, как и мой брат.

— Не заметил я этого во время нашей последней встречи. Ты сначала чуть не задушил меня, а потом едва не застрелил.

— Я в тебя не стрелял, брат, — вполне миролюбиво сказал Ибрагим. — Я вообще никогда не стреляю противнику в спину. Тем более брату.

— А кто же тогда прострелил мне руку?

— Разве я могу сейчас это узнать? Ты убегал, за тобой гнались более ста человек. По крайней мере, половина из них стреляла в тебя.

— Я думал, что это ты дал очередь. Но я верю тебе. Ты не должен был стрелять в спину. Кровь нашего отца не позволила бы тебе это сделать, — уже совсем другим тоном сказал старший Темирхан и положил ребенка в коляску, откуда недавно только взял его. — Юнус, убери ствол и выйди тем же путем, которым мы пришли! — приказал эмир. — Иди, не бойся. У моего брата нет с собой оружия.

Капитан услышал за спиной шаги. Он не оборачивался, когда заскрипела дверь посудомоечного отделения кухни, куда из кабинета заведующей можно было попасть напрямую. А потом шторки в двери колыхнуло сквозняком. Видимо, Юнус вылез в окно.

— Ты хочешь сказать, что в прошлую нашу встречу просто отпустил меня? — с ехидцей во взгляде спросил старший брат.

— Я ничего не хочу сказать, — ответил Ибрагим Владимирович твердо и уверенно. — Я вообще редко говорю, когда что-то уже сделал. Но поступил я именно так. Отпустил тебя по доброй воле, а не потому, что потерял сознание. Отключился я позже, когда осмотрел солдата, в которого ты стрелял, когда побежал.

— А на что там было смотреть! Убитый, он всегда будет убитым.

— Нет. Его бронежилет твою пулю выдержал. Он даже не ранен. Солдат отделался только легким ушибом нескольких ребер. Ни одного перелома нет.

— Вот как? Может, это он в меня стрелял?

— Нет. Я упал на него, нас так и нашли. Но как ты спасся?

— Просто. Я сначала забрался в потаенное убежище, одно из нескольких, приготовленных на пути отступления. Там сам себя перевязал, а потом, когда все ваши прошли мимо, просто двинулся в обратную сторону, вернулся в свой старый лагерь, где залег вместе с убитыми, а потом и вовсе перебежал в чужую палатку. Оттуда я видел, как ночью прилетал самолет и бомбил хребет. Меня даже в палатке накрыло слоем пыли. Но я не ушел из России, хотя граница была под боком, а в одиночестве перейти ее можно без особого труда. Я отправился сюда. Пешком. Кормился вместе с бродячими собаками на помойках. Но дошел и спас Юнуса. А потом он узнал о твоей свадьбе, и я решил навестить тебя.

— Что ты хочешь сейчас? Сесть за стол вместе с офицерами?

— Нет. Меня могут узнать. Наверняка МВД и ФСБ разослали во все стороны ориентировку. Я хочу вернуться в Сирию. У меня там есть неоконченные дела. Вернее будет сказать, что я так думал поступить раньше. Теперь точно не знаю, что мы с Юнусом будем делать дальше. Возможно, просто поедем к его деду. Он пасет овец в горах и спрячет нас там. А сейчас я хочу поблагодарить тебя, брат, и пожелать здоровья маленькому Темирхану. — Эмир шагнул к Ибрагиму и протянул ему руку. — Прощай, брат. Не исключено, что когда-нибудь Аллах, милостивый и милосердный, опять сведет нас. Я надеюсь на то, что новая наша встреча не будет похожа на эту.

Капитан Крушинин с искренним чувством пожал руку брата и сказал:

— Прощай.