Я наклонил голову и церемонно поцеловал ей руку. Софье Дмитриевне мое обращение понравилось. Она коснулась моих волос.

— Ну, бедный мальчик, как же вы испугались! — проговорила она.

— Где Харитин? — спросил я, решив пропустить «бедного мальчика» мимо ушей. — Вы встречались с ним сейчас?

Я почувствовал, что она мгновенно напряглась.

— Харитин? — совсем другим тоном переспросила она. — При чем здесь Харитин? Вы разве к нему приехали?

— Нет, я привез его с собой, — объяснил я.

Она отошла от меня на шаг, поглядела испытующе и как будто зло.

— Привезли? — Она нахмурилась. — Я не понимаю вас.

— Софья Дмитриевна, с Харитином случилось какое-то несчастье. Он говорит, что его сбросила лошадь… Не знаю, соответствует ли это действительности, но я встретил его в беспомощном положении на обочине дороги. Он получил ожог. Может быть, мне только показалось, что это ожог, а на самом деле — след от какого-то химического вещества или… может, дикий зверь… не знаю.

— Где вы с ним расстались? — глухо спросила Софья.

— Он вошел в дом и сразу исчез. Собственно, я проник сюда за ним следом. Мне кажется, он дурно себя чувствует.

— А, — молвила Софья, как будто успокаиваясь. — Идемте наверх. Мотя принесет нам горячего какао. Я люблю в такую погоду пить горячий какао.

Она не спросила меня, не желаю ли я, к примеру, коньяку. Может быть, дело заключалось в ее деспотизме, а может — в том, что «милые мальчики» не пьют никакого коньяку. Они и слова-то такого не знают.

Я взошел вслед за Софьей по ступеням. Ковер приятно пружинил под ногами. Софья ввела меня в небольшую комнатку, красиво убранную шпалерами, усадила в мягкое кресло и встала прямо передо мной, так что я, можно сказать, упирался носом в ее талию. Это меня несколько смущало.

— У меня в доме все маленькое, — сказала Софья. — Креслица, столики, графинчики, чашечки. Это потому, что покойная княжна Мышецкая, моя благодетельница, была очень маленькой старушкой. Я не захотела ничего менять, когда после ее смерти имущество перешло ко мне… Так и живу — среди маленького. Знаете, и Божечка ведь тоже любит маленькое. Поэтому у святых — «ручки», «ножки»… Слыхали, как народ говорит? «Поцелуй у святого Николая ручку» — и подносят младенца к иконе… Подождите, я сейчас буду.

И она выбежала из комнаты, оставив меня в недоумении.

От скуки я принялся внимательнее рассматривать комнату. Гобелены изображали сплетенья цветов, фруктов и различных насекомых, вроде бабочек, стрекоз и даже мушек. Шкатулочки, статуэточки, фарфоровые пасхальные яички — все это было разложено на полочках, на столике с кружевной скатертью, на подоконнике. Все-таки странно, что такая свободомыслящая, яркая личность, как Софья, не тяготится старушачьей мишурой. Она давно уже могла переменить интерьеры.

Софья возвратилась вскоре вместе с Харитином. Он шел нехотя, но она буквально втащила его в комнату и заставила сесть во второе кресло, напротив моего. Харитин держался как строптивый подросток (сходство усугублялось еще и его почти детским сложением). Он отворачивался и сильно сопел носом. В его сопении мне слышались, впрочем, клокочущие звуки — так в горле у собаки закипает злоба, чтобы потом вырваться рычанием.

Софья присела боком на ручку его кресла и наклонилась к нему всем телом. Харитин вздрогнул, но не отодвинулся, а как-то обмяк. И вдруг, повернув голову, с тихим, мучительным стоном поцеловал ее прямо в вырез платья, туда, где видно было основание груди. Софья улыбнулась и нагнулась еще ниже. Харитин повторил поцелуй, зарывшись лицом в ее одежду.

Софья взяла его пальцами за волосы, сильно потянула и отвернула от себя его голову. Он сперва противился, потом покорился. Софья посмотрела на ожог, пятнавший его щеку. Харитин раздувал ноздри, и снова дрожали его губы. Я даже слышал, как он скрипит зубами. И тем не менее он позволял Софье проделывать над ним все, что она ни пожелает. А Софья глядела и глядела на безобразное пятно, на содранный волдырь и на другие, пузырившиеся по всей левой половине его лица. Она как будто получала удовольствие от этого созерцания. Наконец она оттолкнула его от себя и встала.

— Лошадь, говоришь? — произнесла она.

— Да, — шепнул Харитин. Он посматривал на Софью снизу вверх, исподлобья.

— Зачем брал?

— Хотел, — огрызнулся он.

— Убедился? — Софья повысила голос. — Убедился?

— Нет, — упрямо сказал Харитин. — Не убедился.

Софья вдруг как будто вспомнила о моем присутствии. Она повернулась в мою сторону, театрально всплеснула руками и воскликнула:

— Вы только поглядите, Трофим Васильевич! Куда такое годится? Вот ведь гадкий мальчик! — Она указала на Харитина, чтобы я случайно не принял эпитет на свой счет. Я был «милым мальчиком». — Лошади не любят его, сколько он ни старается приручить их. Они сердятся и сбрасывают с седла, а мне потом убытки. Одна убежала так далеко, что ее не нашли. Наверное, кто-нибудь подобрал и увел. Другие возвращаются домой все в мыле, их потом приходится даже лечить. Лошадь — чрезвычайно деликатное, нервное существо, гораздо более хрупкое, чем человек. Об этом нельзя забывать. Нельзя! — Она топнула ногой. — Ты мог убиться, — сказала она Харитину.

Он дернул плечом, однако ничего не ответил.

Софья повернулась ко мне.

— Рассказывайте все по порядку, — приказала она.

Я послушно передал ей, как поехал кататься, чтобы испробовать доставшийся мне дядин электромобиль, как увидел на дороге человека и остановился, чтобы помочь ему, потому что, как казалось, он попал в беду.

— Какой вы, однако же, добрый, отзывчивый, Трофим Васильевич! — сказала Софья. — И храбрый, да. Мне ведь известно, что вас уже раз ограбили, и именно на этой дороге. И все-таки вы не побоялись…

— Я не могу бояться всю жизнь только потому, что однажды на меня напали разбойники. — Говоря это, я посмотрел Софье Дмитриевне в глаза, желая, чтобы она сама вспомнила нашу первую встречу. Но, поскольку она молчала, я прибавил: — Мне кажется, Софья Дмитриевна, вы тоже могли бы кое-что мне рассказать.

— О чем? — искренне удивилась она.

— О том случае.

— Помилуйте! Это ведь не я вас ограбила! — воскликнула Софья.

— Но вы были там, — сказал я. — Вы и Харитин. И с тех пор меня мучает эта загадка.

— Какая загадка? Вы положительно меня пугаете, Трофим Васильевич, — объявила Софья.

Харитин сидел неподвижно и глядел остановившимися глазами прямо перед собой. От него я не ожидал ответа, однако он внезапно произнес:

— Да. Мы там были.

Софья вся вспыхнула. Она укусила себя губу, на ней оставив ярко-красный след.

Я продолжал:

— Свинчаткин как раз хотел отобрать у меня единственную по-настоящему дорогую вещь, которой я располагал, — обручальные кольца моих родителей, Софья Дмитриевна, — как вдруг он испугался и поспешно бежал в лес со своими подручными.