— Если это касается твоего отца, то лучше ему разбираться, а не нам и дисциплинарному комитету. Хотя у дисциплинарного комитета больше возможностей найти исполнителя. Поговори с ними и объясни свою точку зрения. Если конечно хочешь, чтобы виновного нашли. Я в этом деле не помощник. У меня ни знаний, ни связей, ни шансов защититься от агрессора. Прости, если разочаровала.

— Нет, не разочаровала. Я все понимаю. Лучше пусть дисциплинарный комитет отрабатывает добавку к стипендии и зарплате, а я позабочусь о Канне. Отец и пальцем не пошевелил, чтобы отправить ее в больницу. А когда я «поцарапался» слегка, так он истерику закатил. Ты мне скажи, я похож на сахарного мальчика?! Почему отец больше доверяет Канне?

Я пожала плечами. В их семейных разборках черт ногу сломит. Канна ревновала отца к Каннему, а Каннем — к Канне. Их мать наверное вовсе ревновала мужа к детям. А в результате все друг друга ненавидели и не могли унять гордыню и наконец поговорить, разобраться в случившихся недоразумениях и помириться друг с другом. Хорошо, что хотя бы Каннем додумался пойти на примирения первым.

— Уважаю! — сказала я и легонько ударила его по плечу. Вряд ли он понял, что я похвалила его за решительность, а не за то, что он пришел на помощь сестре и готов отдать ей свой долг, когда она присматривала за ним в больнице. — Увидимся завтра!

— Ага, до завтра!

Я не стала добавлять «если меня выпустят из лазарета». Завтра будет практическое занятие у Шенка по боевой магии, и мне бы очень не хотелось пропустить его. Альтир Шенк обещал научить нас какой-то крутой и очень полезной штуке, но так и не рассказал, какой именно. Я не смогла догадаться даже после того, как пролистала учебник для первого года обучения. Альтир Шенк умел интриговать!

Но здоровье важнее. Я наконец нашла лекаря и даже краем глаза увидела Канну с перебинтованной рукой. Она была бледновата, но выглядела вполне здоровой и полной сил. Немного напуганной разве что. Как же я рада, что с ней все в порядке, и она несильно пострадала. Я даже не подумала, что вместо моего злопыхателя пострадать мог невиновный человек! Ни одной мысли не было!

— Анита Рэнвальд? — спросила лекарь, и я увидела, как Канна вздрогнула, услышав мое имя. Но дверь в ее палату закрылась, и женщина обратила все свое внимание на меня. — Хорошо выглядишь. Гораздо лучше, чем описывала твой куратор. Значит ты всего лишь немного простудилась. Пойдем. Посмотрю тебя и выпишу лекарства. Даже больничный не дам.

— Аннета не мой куратор, — замялась я, но за Мэнди пошла, как она сказала. — Она просила называть ее по имени. Так получилось, что ее фамилии я не знаю, и Аннета сама не захотела говорить.

— Раз не захотела, то и я не буду. — Мы вошли в еще один кабинет, в котором были только кушетка, тумбочка размерами с кухонный островок и простой стул для врача.

Целительница посмотрела меня, проверила жизненные параметры и взяла несколько проб на инфекционный анализ, потому что штамм моей простуды она «на глаз» определить не смогла. Также мне в сумку отправилась целая батарея скляночек с оздоровительными эликсирами и две баночки таблеток разных цветов, чтобы максимально быстро повысить мой иммунитет и способность организма самостоятельно справляться в простудой.

Вручив мне половину аптечки с запиской, что-как-когда принимать, Мэнди отправила меня обратно в комнату отдыхать и набираться сил, потому что больничный я не заслужила. Удивительная штука эта болезнь: я думала, что сдохну, а оказалось что я выдумываю. Все-таки стресс плохо влиял на мою психику и вынуждал думать пессимистично. Нельзя так!

Вернувшись в комнату, я первым делом присела рядом с осколками разбитого венком зеркала, которые только смахнула в сторону туфелькой перед тем, как уйти в лазарет. И что же мне теперь делать с этим зеркалом? Если бы только я через осколок или цельное зеркало могла бы поговорить с одушевленным артефактом, контролирующим сеть, он бы подсказал, что мне следовало делать.

— Выброшу наверное, — сказала я сама себе, думая, как мне взять осколки портального зеркала и не пораниться. Если поранюсь, то артефакт может начать глючить при моем применении и отправить меня туда, откуда я никогда не выберусь без посторонней помощи. — Чем бы смести? Ни совка, ни веника нет. Даже не знаю, где их взять на ночь глядя.

Магии после «противозмеиного» щита у меня не осталось, а восстановились слезы, а не магия. И как я завтра пойду на практику по боевой магии? Снова буду до капли контролировать использование магии из резерва? И восстановится ли резерв за ночь, если я правильно выпью лекарства?

А еще меня очень сильно расстроило ранение Канны. Вроде бы мы не были с ней подругами (я вообще не любила привязываться к людям, которые в последствии могли предать), но Канна… тот разговор на балкончике… Я почувствовала, что она была той единственной среди магов, кто понял меня и то, что я чувствую.

Те же эмоции у меня вызывала куратор Аннета и… Шатрэн. Я знала, что с ним я могла наглеть как угодно и ничего мне за это не будет. Будто я доверяла ему и чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Это точно последствие того безымянного ритуала и копия языкового дара Шатрэна во мне.

Задумавшись, я вдруг вспомнила, что я не просто видела толпу первогодок перед лазаретом. Я видела в этой толпе Наяну, мнущуюся практически у входа, но так и не посмевшую войти внутрь. Ее должны были пустить, ведь они соседки. Ведь Наяну можно было попросить присмотреть за раненой соседкой. Но Наяна не вошла в лазарет. В кое-то веке почувствовала свою вину? Или со временем она привязалась к Канне и стала считать ее настоящей подругой? Мне ждать еще одной ее выходки из мести за ранение Канны?

Ох, как непросто быть кадеми магической Академии Трех Сил! И это я еще «не доросла» до разделения на светлый и темный свет. Если я поняла все правильно, разделение произойдет после специального тестирования в начале второго триместра. Если верить ритуалу «Изгнание четвертого» у моего потенциала преобладала темная сторона, а значит темный свет был моим выбором.

Еще какое-то время я читала книгу по травоведению, пока за окном совсем не стемнело, и замок стих. У меня в комнате больше не было зеркала, а без него я не могла вернуться в сокровищницу. Спать за ее пределами я отказывалась принципиально, не имея фатальной жажды преждевременно отправиться на тот свет из-за «баловства» магини-недоучки.

Я прямо кожей чувствовала ее ненависть ко мне, и у меня волосы вставали дыбом от ее пронзительного взгляда, полного гнева и мстительного торжества. Я хорошо запомнила ее взгляд, когда вышла из сторожки комендантши. Она чувствовала себя абсолютной победительницей, растоптавшей свою соперницу так успешно, что та (то есть я) даже на ногах удержаться была не в состоянии и сползла по стеночке на пол.

Аффект, азарт и адреналин понемногу падали, и до моего мозга медленно и мучительно доходило, что меня чуть было не убили, подбросив редких змей, чей яд смертельно опасен для человека! Я вроде бы вышла победителем в схватке и рационально не оценила степень опасности незапланированной битвы. А ведь если бы я проиграла, то умерла. В академии не было ни Шатрэна, ни председательницы. Меня некому лечить также, как дочь очень богатого отца, способного оплатить совершенно любой лечение.