— Просто не знаю, что и делать, горевать илирадоваться, — растерялась я, в самом деле совершенно не зная, что делать,когда люди исчезают прямо из-под носа. — Макс, — сурово спросила я,поразмышляв некоторое время. — Вы точно к этому руку не приложили?

— Как на духу, — сказал он и перекрестился.

Тут я вспомнила, что Иннокентию Павловичу известны далеко невсе несчастья, обрушившиеся на нас, и, уронив слезу, сообщила:

— Евгений пропал.

— Евгений? — вытаращил глаза Иннокентий. —Что, оба пропали?

— Оба, — в три голоса ответили мы.

— Это черт знает что такое, — возмутилсяИннокентий Павлович и твердо заявил:

— Елизавета, вам лучше переехать в мой дом, я имею ввиду дом напротив. Здесь оставаться, безусловно, опасно.

— Может, и переедем, — вздохнула я. — Как жежить без хозяина?

— Идемте на пустырь, — сказал Максим. —Участковый ждет.

Однако Иваныч нас не ждал. Более того, на пустыре его небыло. На мокрой земле отчетливо виднелись следы ботинок, надо признать,выглядевшие очень замысловато, точно человек ходил по кругу. Мы долго на нихпялились, а потом позвали:

— Иваныч…

Нам никто не ответил. Дождь кончился минут двадцать назад,но сидеть в мокрой траве было неприятно. Мы вернулись в дом, удивляясь тому,что участковый ушел, не сообщив нам об этом. К тому же как-то не верилось, чтов такую сырость он пробирался задами с неведомой нам целью, потому что на улицуон точно не выходил. Встретив Иннокентия Павловича, мы разговаривали с ним упалисадника и участкового непременно заметили бы.

— Просто мистика какая-то, — покачала головойсестрица. — Народ исчезает, как деньги перед праздником.

— Никуда он не исчез, — отмахнулся Максим. —Пошел к соседям разузнать, не видел ли кто пропавших. Побродит и вернется.

Участковый не вернулся, зато появилась его жена. Мы все ещетерялись в догадках и пили чай в кухне, ожидая, когда на улице немногоподсохнет и можно будет приступить к поискам подземного хода, и тут, стучакаблуками по ступеням, пришла Настасья Филипповна, супруга исчезнувшегоучасткового, и крикнула:

— Хозяева, есть кто дома?

— Есть, — ответила Мышильда, а НастасьяФилипповна, улыбаясь и озорно на нас поглядывая, поздоровалась и спросила:

— Мой-то у вас?

Мы переглянулись, потому что с половиной Иваныча до сего моментане были знакомы.

— Простите, вы кого спрашиваете? —поинтересовалась я, чувствуя, что и в самом деле могу упасть в обморок.

— Иваныча, участкового нашего. Я его жена.

— Очень приятно, — брякнула Мышильда, а Максимподвинул даме стул.

— Присаживайтесь, — пролепетала я. НастасьяФилипповна, все еще улыбаясь, ответила:

— Спасибо, времени нет. В театр собрались. Иванычубилеты дали, на оперетту. Где он?

— Ушел, — ответила я и вздохнула.

— Куда? — не поняла супруга участкового и сталагневаться:

— Куда ж его черти уволокли? Ведь русским же языкомговорила… Давно ушел?

— Давно, — сознались мы. Она задумалась и плечамипожала:

— Сказал, до вас дойдет, спросит, как супруг ваш, исразу домой… А супруг-то нашелся?

— Нет, — ответила я.

— А хозяин где? — нахмурилась Настасья Филипповна,не обнаружив такового за столом.

— Тоже пропал, — брякнула Мышильда, вытаращивглаза. — И ваш следом… то есть он пошел на пустырь, и мы за ним, а там уженикого…

Женщина начала бледнеть и села на стул.

Следующие два часа мы метались по улице в поискахучасткового. Следует сказать, что проживал он неподалеку, на этой же улице, вдоме номер сорок три, и вскоре поиски приняли общенародный характер. Искали истар и млад, больше, конечно, млад, создавая много шума и неожиданно выскакиваяиз-под ног. К поискам подключили всех дворняг в округе и одного добермана,который во всеобщей суматохе так разволновался, что залез под чужое крыльцо игромко выл.

Кто-то вспомнил, что Олимпиада Самсоновна, бывшая актрисаместного театра, проживающая в доме номер пятьдесят, хорошо гадает на кофейнойгуще и может указать, где лежит пропавшая вещь. Мы кинулись в пятидесятый дом.Хозяйка сидела в кресле и раскладывала пасьянс. Взглянув на нее, я поняла, чтоона вполне могла знать моего прадеда Дормидонта, и уж совсем было собраласьспросить ее об этом, но тут вмешалась Мышильда и напомнила, что мы здесь непросто так, а по делу. Помочь Олимпиада Самсоновна не отказалась, но кофе у неебыл только растворимый, как, впрочем, и у нас, и у девяти ближайших соседей. Сгущей ничего не вышло, но, чтобы не отпускать нас просто так, с пустыми руками,Олимпиада Самсоновна погадала на картах и пообещала мне дальнюю дорогу,казенный дом и бубнового короля в придачу.

Все испортила сестрица, истолковав гадание по-своему:

— Будет нам дорога в КПЗ и душка-следователь…

— За что? — перепугалась я.

— Так ни за что и будет.

Жена Иваныча безутешно рыдала на соседском крыльце, доберманвсе еще выл, а никто из троих пропавших так и не появился. Кто-то догадалсяпозвонить в милицию, но там к исчезновению людей, в том числе к пропажеучасткового, отнеслись без должного уважения и посоветовали ждать — авось ивернутся. Востроносая бабка Анна, бывшая хозяйка троюродного, утешая НастасьюФилипповну, к случаю вспомнила, как пропал Митька Хорев. Его тоже долго искали,а обнаружили, когда сошел снег. Мышильда рассвирепела и грозно рыкнула:

— Где сейчас снег?

— Так выпадет, — съязвила бабка, — а потомрастает. Помяните мое слово, тогда и найдем.

К этому моменту Настасья Филипповна уже лежала на ступенькахбез чувств. Бабка взвизгнула:

— Ох, сердешная… — И добавила с глубокимудовлетворением:

— Как переживает…

— Идем ход искать, — решительно заявиласестрица. — У меня предчувствие, что все в него упирается. Трава успелауже подсохнуть.

Максим ее поддержал — и насчет «упирается», и насчеттравы, — и мы пошли.

На первый взгляд фундамент выглядел как обычно, и все-такичувствовалось в нем что-то зловещее.