Марии Луизы вошло в привычку креститься, когда произносилось его имя. Папа сказал, что ей надлежит выйти замуж за страшного людоеда, поэтому она выйдет за страшного людоеда. Таковы были ее характер и воспитание. Если бы отец велел, она бы пошла в объятия даже к сатане.

Однако она все-таки сделала попытку слабого протеста, который выразила в письме, написанном к своему отцу из Офена до подставной свадьбы. Однако, получив от него лаконичный ответ, дочь вполне согласилась с его аргументацией и без дальнейших препирательств стала готовить себя к жертвоприношению. Да кто она такая, чтобы перечить папе и его советникам? Жители Вены приветствовали новость радостными криками, а биржа проявила такую уверенность в наступлении продолжительного мира, что никто не захотел расстаться хоть с одной акцией. И деловая активность замерла.

Наполеон ничего не делал спустя рукава.

Когда он воевал, то не успокаивался, пока армии противника не были разбиты и рассеяны. Когда он решил, что французская система образования требует, чтобы ей уделили некоторое внимание, он реорганизовал ее с начального уровня до университетов. Когда ему не понравились некоторые общественные здания, он снес их, но перестроил все основные дороги, проходившие по соседству с этими сооружениями.

Таким образом, решив жениться на девушке из королевского дома, он продемонстрировал расточительность сказочного принца.

Как только были подписаны предварительные условия брачного союза, в дальний путь из Парижа в Вену отправился обоз. Он напоминал караван сказочного восточного властелина.

Поклажа включала двенадцать дюжин разных женских сорочек из тончайшего батиста, отороченных кружевами и вышивкой, двадцать четыре дюжины носовых платков, двадцать четыре ночных жакета, тридцать шесть нижних юбок, восемьдесят ночных колпаков и множество халатов, полотенец, платьев и постельного белья, — все самого высшего качества.

И это было только начало. Изо дня в день дополнительные посылки в счет самого изысканного и дорогого приданого в истории браков отправлялись на юго-восток непрекращающимся потоком. Никто в Вене никогда не видел ничего подобного, даже состоятельные парижане ужасались несметности щедрот императора. Одни кружева стоили свыше восьмидесяти тысяч франков, а один отороченный халат — пять тысяч. Там была шаль стоимостью в три тысячи двести франков, три платья общей стоимостью в семнадцать тысяч триста франков, кашемировые шали по пять тысяч шестьсот франков и двенадцать дюжин пар разных носков, цена которых колебалась от трех до десяти франков пара.

Там были туфли, тапочки, безделушки, украшения, пряжки, пояса и все мыслимые предметы одежды, которые могли понадобиться невесте. Потом, когда все ящики комодов во дворце Хофбург заполнились до отказа, вереница специальных посыльных легким галопом прикатила шкатулки с фирменными драгоценностями, стоимостью в один миллион сто двадцать тысяч франков.

Личные украшения, положенные к ногам Марии Луизы до того, как она увидела мужчину, за которого выходила замуж, могли бы заполнить витрины самого большого магазина Вены. Они включали, например, сказочное изображение ее императорского крестного отца, усыпанное бриллиантами, стоившее восемьдесят четыре тысячи франков, и две подвески общей стоимостью в полмиллиона франков, помимо тиар, туалетных наборов, колец и брошек — всего не перечтешь.

Представители захудалого двора в Вене вполне могли поздравить себя с плодами своей политики, потому что Наполеон не ограничился отправкой подарков невесте. Вся прислуга была щедро вознаграждена за содействие этому браку. В дополнение к этому Мария Луиза, которую чуть не засыпал этот поток подарков, сама одарила всех, кто помогал ей распаковывать посылки.

Опустошив содержимое парижских салонов и мастерские золотых дел мастеров, император переключил свою энергию на апартаменты, в которых намеревался поместить свою невесту.

Покои во всех основных королевских резиденциях были обновлены и полностью заново украшены, и все, что могло напомнить Марии Луизе о ее предшественнице, было убрано и заменено.

А потом, в своем отчаянном усилии противиться терзавшему его нетерпению, Наполеон обратился к своей собственной одежде и заказал новый костюм, который оказался таким жестким, что сидел на нем как стальные доспехи, и он вынужден был возвратить его портному.

Прибегли ко всем видам развлечений, чтобы поскорее убить время. Он отправлялся на охоту и даже выучился танцевать вальсы, но, как ни пытался выплеснуть свою энергию, оставался таким же непоседой, взвинченным, как ребенок, ожидающий представления для детей.

Всех посетителей Тюильри и Сен-Клу заставляли осматривать помещения, подготовленные для невесты. И случилась неловкость, когда невесть какая знаменитость застряла на узкой лестнице, соединяющей кабинет Наполеона с покоями будущей императрицы. По мере того как проходили недели, нетерпение жениха становилось предметом шуток в Париже, но Наполеону было наплевать на то, что его подданные смеются над ним. Уныние оставило его, и, хотя он проявлял горячее участие к Жозефине и даже посещал ее в Мальмезоне, он очень следил за тем, чтобы его не оставляли наедине с ней, и ограничивался вежливыми расспросами о ее пожеланиях.

В письмах к своему отцу, в которых она сообщала о парижских слухах, жена его брата Жерома — Катрин из Вестфалии — исписывала целые страницы, рассказывая о нетерпении Наполеона поскорее жениться. «Никто еще не видел его таким», — писала она, и в самом деле, никто этого не видел никогда, даже его камердинер или дворцовый обер-церемониймейстер Дюрок. Он находился в отличном здравии, был взволнован, шутливо настроен и полон энергии, как школьник. К нему вернулась молодость, и перед ним расстилалось будущее, вымощенное золотом и окаймленное цветами.

Наконец ему доложили, что маршал Бертье сопровождает невесту через границу.

Они встретятся в Компьене 28 марта. Во всех городах, через которые должна была проезжать свита невесты, построили триумфальные арки, а улицы украсили гирляндами. Стояли нервничающие мэры и стайки школьниц, сжимающие в руках тексты приветствий и маленькие букеты цветов.

Когда кавалькада невесты въехала во Францию и кареты загрохотали в западном направлении, к ним галопом понеслась цепочка курьеров с посланиями (часто написанными неразборчиво, если не считать последней буквы «Н») и наборами новых подарков. Но всегда наступают такие моменты, когда имперское нетерпение сметает плотину здравого смысла. Наполеон решил, что не может больше ждать. Ни одного часа. Ни единой секунды.

Она должна была прибыть в Суассон 27-го числа, и в этот день Наполеон примчался на коне в этот город в сопровождении своего зятя, лихого наездника Мюрата, неаполитанского короля и самого большого щеголя среди всех остальных маршалов.

Напуганные члены комитета по встрече молча стояли, пока Наполеон сбрасывал с себя новую одежду и облачался в простую униформу капитана артиллерии. Потом, не сказав никому ни слова и сопровождаемый только Мюратом, он пришпорил своего коня и под барабанящим дождем поскакал по дороге в Витри, где, как ему