подготовка к такому событию, которое она сама, ее родители и самые последние из ее слуг признавали неизбежным, представляла собой покушение на человеческое достоинство. Только такая тупая девушка, как Мария Луиза, могла пройти через него, не травмировав на всю жизнь свою нервную систему и общее здоровье.

Развод с Жозефиной и выбор другой жены представляли для Наполеона и его советников одну из наиболее щекотливых политических проблем, с которыми им когда-либо приходилось сталкиваться.

Одно дело — зачитать пачку заявлений перед группой угрюмых родственников и совершенно другое — выбрать невесту из царствующего дома. Сделав это, Наполеон столкнулся с еще более трудной задачей. Он должен был устранить юридические и религиозные препятствия, которые возникли между расторжением одного освященного Церковью и государством брака и осуществлением другого в одном из захудалых королевских домов Европы.

Принятое Наполеоном в последний момент решение согласиться с просьбой Жозефины и обвенчаться в церкви как раз накануне коронации стоило ему огромной потери времени, хлопот и озлобления.

Было бы сравнительно легко принизить значение простой церемонии, проведенной полусонным чиновником Парижа в марте 1796 года. Бракосочетания во время революции никогда не принимались всерьез, и вся церемония в данном случае не носила отпечатка торжественного постоянства, который обычно сопутствует любому венчанию даже между не очень желающей этого авантюристкой и безденежным артиллеристом.

Однако были еще два препятствия к расторжению этого брака, одно из которых создал сам Наполеон. Именно он издал в 1806 году указ, согласно которому никто из членов императорской семьи не смеет позволить себе роскошь развода! Помимо этого в уголовном кодексе Франции существовала специальная статья, согласно которой нельзя было на законном основании оставить женщину сорока пяти лет или старше по требованию мужа.

Последняя зацепка мало что значила, потому что Жозефина невольно вывела себя из-под ее защиты, когда с такой радостью и легкостью убавила свой возраст при составлении первоначального брачного договора. По документам ей выходило всего сорок два года.

Однако необходимо было принять во внимание отношение к этому делу отца невесты. Франц был основным сторонником Римско-католической Церкви среди коронованных особ Европы, и было настоятельно необходимо получить от него добро, убедив в том, что брак между его дочерью и его же недавним врагом носит обязательный по церковным канонам характер. Нельзя было выбрать более неудачное время для такого брака. В момент, когда ему предстояло добиваться благословения Папы Римского, он конфисковал папские поместья, фактически лишил свободы его преосвященство и заработал папскую буллу отречения от Церкви!

Отказавшись в конце концов от перспективы заключения союза с Россией и отклонив бесконечные проволочки царя заявлением о том, что русская великая княжна Анна слишком молода в свои пятнадцать лет, чтобы стать матерью его наследника, Наполеон галопом понесся сквозь джунгли трудностей, демонстрируя решительность эскадрона императорской кавалерии, который сметает на своем пути отряд австрийской пехоты.

На следующий день после огорчительной семейной сцены в Тюильри и эффектного ухода Жозефины от него Бонапарт попросил французский сенат ратифицировать его развод. Сенаторы не стали терять времени и сделали именно то, о чем он их просил. Их, вероятно, подтолкнуло воспоминание о том, что случилось с августейшей Ассамблеей законодателей примерно десять лет назад, когда гренадеры Наполеона штыками выгнали их из зала заседаний Ассамблеи. Очистив политическую атмосферу, если так можно выразиться, император затем все свое внимание сосредоточил на религиозной стороне дела.

Его подход к венчанию по религиозным канонам в последний момент перед самой коронацией в 1804 году носит на себе отпечаток Гильберта и Салливена. Он не мог аннулировать это венчание, поэтому взял линию на его отрицание, будто бы такового вовсе и не было. Церковное венчание, заявил он, не имело законной силы, потому что он как жених находился в дурном настроении и не желал этого. В качестве дополнительного доказательства никчемности и необязательного характера венчания он привел тот факт, что на церемонии не присутствовали свидетели. И это была правда — он своевременно позаботился об этом, — поэтому так или иначе он дал возможность своим адвокатам убедить церковную консисторию Парижа в том, что все это дело было фарсом, не заслуживающим их внимания.

Однако даже и после этого все шло далеко не гладко. Надо было срочно отправить в Вену все документы, чтобы их проверили австрийские церковники. А когда подошло время для их придирчивого изучения, выяснилось, что подлинники бумаг оказались в Париже! Поднялась страшная суматоха. В обоих направлениях по грязным дорогам скакали курьеры, послы и секретари сновали между посольством и дворцом Хофбург, происходил обмен неистовыми посланиями и нотами, и фонтаном лился правовой жаргон в поддержку мнений сторон.

В конечном счете все удовлетворились, кроме Папы Римского, и договорились о проведении свадьбы в марте с помощью подставного лица.

Дядя невесты Шарль (который меньше года назад чуть не разбил войска жениха на берегах Дуная) согласился заменить Наполеона. Официальным представителем императора на церемонии стал его начальник штаба Бертье. Трудно было сделать лучший выбор. Бертье, последний титул которого был взят по названию места, где австрийцы потерпели поражение, сам являлся своего рода экспертом в запутанных супружеских делах. Наполеон заставил его жениться на принцессе, но он продолжал жить в доме с прежней женой и со своей обожаемой любовницей, чей портрет висел в его походной палатке даже в египетской пустыне.

Конечно, подобный фарс ни за что не стали бы разыгрывать, если бы семья невесты не горела бы таким острым желанием поскорее заключить союз с Наполеоном. За последние годы французские легионы четыре раза унижали Австрию, но все же Австрия как-то устояла и все еще оставалась наиболее опасным соперником Франции на Западе.

В соответствии с современной поговоркой Франц пришел к выводу, что коль скоро он не может одолеть своего ужасного противника, то он должен просто присоединиться к нему. Все в Вене, кто хоть что-то значил, полностью поддерживали этот брак и даже его святейшество признал, хотя и угрюмо, что для австрийского двора это жест хорошей политики. Единственным человеком, кто возражал и наотрез отказался изменить свое отношение, была мачеха невесты. Она так сильно ненавидела Наполеона, что ничто на свете не могло бы заставить ее скрывать свои опасения и ярость.

Мнение невесты в этом деле совершенно не принималось во внимание. Ей всю жизнь внушали, что воля ее отца есть закон, и, похоже, никто не вспомнил, что ее детство и юность были связаны с многократным бегством от этого человека, который теперь должен стать ее мужем. В равной степени никто не вспомнил и о том, что у