Годы спустя, во время чтения книги Гэвина де Беккера, я вспомнила эти несколько секунд после того, как повесила трубку после того звонка. В моей жизни было много моментов, когда мне так или иначе было страшно, но мало таких случаев, когда страх заставил меня действовать быстро, мгновенно принимать решение и сразу же реагировать. Это напомнило мне о том случае, когда мы с подружками, давным-давно, убегали из парка, – наше мгновенное молчаливое согласие, что угроза реальна и действовать нужно незамедлительно.

Тогда мы так и не выяснили, правильно ли сочли человека у реки угрозой, точно ли оценили ситуацию. Мы так никогда и не узнаем, был ли он тем, за кого мы его приняли и испугались, вспомнив слова, которые так и не произнесли вслух: насильник и убийца; один из эпизодов сериала «Закон и порядок: Специальный корпус» (Law & Order: SVU) стал реальностью.

Но я все же выяснила кое-что о своем «преследователе» – и, как оказалось, ошиблась в выводах.

Через две недели, когда я вернулась из поездки, в полиции мне сказали, что они получили несколько заявлений от других женщин о пошлых, назойливых телефонных звонках в те же дни, когда звонили мне. В то утро, когда я была в доме подруги (а фамилия моей подруги начинается с буквы «М»), еще несколько женщин, фамилии которых начинались на ту же букву и были в телефонной книге, получили такие же звонки. В то утро, когда я была у себя в квартире, он звонил тем, чьи фамилии начинаются на «Х». Другие женщины не решились сообщить о звонке, или им просто было противно, но мне единственной звонили дважды, по двум разным адресам, я единственная была убеждена, что за мной следят и моей жизни угрожают.

Я чувствовала себя глупо. Мое смущение усилилось, когда местная газета опубликовала в сети короткую заметку об этих телефонных звонках. Почти сразу же несколько из моих знакомых, живущих в Уайтхорсе, написали под этой заметкой комментарии, в которых высмеивали всех, кто испугался пары надоедливых звонков. Неужели я слишком сильно прореагировала? Зря испугалась?

Тогда я рассердилась на тех, кто посмеялся над моим страхом, но их презрение заставило меня начать сомневаться в себе. А совсем недавно я нашла кое-что в книге де Беккера.

Если опасности нет, то мы ничего не потеряли и лишь откорректировали сигналы […] Интуиция постоянно учится, и, хотя она время от времени может посылать сигнал, который оказывается не таким срочным, все, что она передает вам, имеет значение[19].

Я подумала о человеке, который звонил мне по телефону. В ту ночь он звонил откуда-то недалеко от моей квартиры, чтобы меня убить? Нет. Просто ему нравилось пугать женщин, возможно, он находил какое-то сексуальное удовлетворение в том, чтобы нас пугать, демонстрировать свою силу, заставляя себя бояться? По-видимому. Хотела бы я оказаться когда-нибудь наедине с ним в запертой комнате? Нет, однозначно нет. Такого человека следовало избегать – бояться, по крайней мере в какой-то степени. В этом я была права.

Загвоздка в том, чтобы понять, когда стоит прислушаться к собственному страху – довериться своей оценке угрозы (а ведь она может оказаться не такой точной, как у идеального «морского котика»), а когда подавить ее или вообще проигнорировать. А я всю свою жизнь убеждалась в том, что моим собственным реакциям доверять нельзя.

Когда я позвонила Джастину Фейнштейну, чтобы расспросить его о пациентке S.M., мы поговорили и о более широкой роли страха и его уместности или неуместности конкретно в моей ситуации. Фейнштейн сказал, что «в современном обществе люди сталкиваются с наличием одновременно двух ролей страха: как эмоции, способствующей выживанию, и как эмоции, наносящей этому выживанию вред».

Он добавил: «На самом деле страх влияет на нас не просто как на индивидуумов, но на социальном уровне». В течение всего существования человечества наш страх был инструментом выживания, и даже еще до того, как мы стали существовать как Homo sapiens, мы могли пользоваться менее совершенными формами реагирования на угрозу, чем сложные, многовалентные реакции, которые сегодня мы называем страхом. Однако в современном мире наши древние системы сигнализации кажутся все менее и менее сопряженными с современными угрозами. И, в то время как моя внутренняя система сигнализации начинает звенеть при угрозе высоты, ничто не говорит мне слезть с дивана и перестать зависать в Facebook, угрюмо завидуя чужому срежиссированному счастью.

Фейнштейн сказал: «Польза страха как эмоции, помогающей выживанию в дикой природе, в современном обществе начинает подвергаться сомнению. Сегодня возникает парадокс: там, где как общество мы имеем все, чем только можно было бы себя обеспечить (безопасность, уверенность, комфорт, все то, о чем наши предки не могли и мечтать), наши страх и тревожность зашкаливают». Именно этот парадокс, объяснил он, привел его к изучению страха: «Необходимо изучать страх, его назначение, то, как на самом деле он подталкивает нас к не способствующему адаптации образу действия».

Прочитав «Дар страха», я часто не могла заснуть, размышляя о тех случаях в своей жизни, когда я боялась другого человека, анализировала каждый из этих случаев, рассматривала каждый отдельно. Откуда я знала, как действовать? Правильно ли я поступала? Каким образом с годами я научилась так быстро принимать решения?

Полагаю, что, когда в моей квартире в пять утра зазвонил телефон, я полагалась не только на факты, связанные со звонком за две недели до этого. Эта информация, которую я собирала всю свою жизнь, читая новости в газетах, видя их по телевизору, узнавая из разговоров с подругами о негодяях, преследователях и маньяках, снова загрузилась в сознание, пока мозг оценивал угрозу, которую представлял звонивший. Я действовала на основании решения, которое мозг выдал на выходе.

Тогда я не зря встревожилась этим неприятным звонком. Это подсказал мне опыт, даже если он переоценил степень угрозы. Но легко представить себе ситуации, когда реакции страха у людей совершенно неверны, и это опасно. Гэвин де Беккер пишет: «Если опасности нет, то мы ничего не потеряли»[20]. Но что, если наши действия в ответ на воспринимаемую угрозу привели к потере? Что, если страх привел нас к агрессивным действиям? Скажем, если неправильно опознанный страх привел к тому, что мы вызвали полицию, потому что черный мальчик играл игрушечным пистолетом, а потом иррациональные страхи полицейского привели, в свою очередь, к смертельному выстрелу, не дав оценить ситуацию?

Копаясь в ящике страшных переживаний, я хотела применить теорию Гэвина де Беккера. Я хотела убедиться в том, что, как он пишет, «если предоставить интуиции точные сведения, сигнал об опасности прозвучит вовремя. Когда вы поверите в этот факт, вы достигнете сравнительной безопасности, и ваша жизнь будет почти свободна от страха»[21].