Начали они с того, что отобрали тридцать человек, имевших страстное желание прыгнуть с парашютом, и в течение двух строго контролируемых дней эти испытуемые выполняли набор тестов. Они заполнили стандартные анкеты о поведении избегания риска (или его отсутствии), у них проверили уровень эндорфина и адреналина, работа миндалевидного тела измерялась с помощью аппарата МРТ. Во время взлета до нужной высоты, в приподнятом от предвосхищения настроении, испытуемые выполняли задание, в котором им нужно было быстро идентифицировать человеческие лица как «нейтральные» или «агрессивные».

Результаты подтвердили гипотезу Мухика-Пароди. «Безрассудные» парашютисты меньше всего обращали внимание на риск опасности, и в некоторых отношениях их мозговая активность имела больше общего с тревожными людьми, которые прямо противоположны «безрассудным» в оценке угрозы, чем с более сбалансированными «храбрыми» испытуемыми. Последствия для ее исследования были огромными. Она сказала мне: «Вывод, к которому я пришла после примерно двенадцати лет исследования, состоит в том, что я сделала своего рода категориальную ошибку. Я думала об этом неправильно».

До этого Мухика-Пароди и военное ведомство концептуализировали эту проблему определенным образом: размещали людей на шкале устойчивости к стрессу от более устойчивых к менее устойчивым. Они полагали, что, предположительно, лучшим спецназовцем будет тот, у кого максимальная устойчивость по отношению к вызывающим страх и стрессовым ситуациям, то есть это будет кто-то настолько близкий к бесстрашию, насколько этого может достигнуть обычный человек (а не разные там Алексы Хоннольды или пациентки S.M.). Но потом, углубившись в проблему, Мухика-Пароди осознала, что наибольшее значение имел вообще не уровень устойчивости испытуемого. Вместо этого в качестве ключевой она начала рассматривать совершенно другую функцию: способность обнаруживать угрозу.

«Различия между разными типами людей не становятся очевидными, когда приставляешь пистолет к чьей-то голове. Если угроза действительно существует, все, в сущности, ведут себя одинаково. Различаются люди тем, как они реагируют на потенциальную угрозу. То есть на неоднозначную угрозу». Люди, которые обычно более тревожны, склонны видеть угрозу там, где ее на самом деле нет; наоборот, люди на противоположном, «безрассудном» конце шкалы тревожности иногда могут игнорировать реальную угрозу или не обращать на нее внимания. «Именно здесь подход с точки зрения устойчивости к стрессу дает сбой, – говорит Мухика-Пароди. – Потому что идеальным “морским котиком” будет не тот, кто бесстрашен… Нам нужен тот, кто очень хорошо обнаруживает угрозу, но при этом не находит ее там, где ее нет».

Вот это идеал, и не только для «морского котика», я думаю, но для любого, кто хочет успешно справляться со своими страхами: кто-то, кто может правильно идентифицировать угрозу, ни недооценивает, ни переоценивает риск, а потом преодолевает свою первоначальную реакцию страха (например, инстинкт замирания, который может оказаться полезным, если вы мышь, пытающаяся спастись от орла на ночном поле, но не в том случае, если вы человек на шоссе, на которого летит фургон), чтобы эффективно среагировать и избежать этой угрозы.

Все понятно, если подумать, правда? Но большинство из нас проживает всю жизнь, то и дело не справляясь с этой задачей, реагируя то слишком бурно, то недостаточно активно. И каждый раз надеясь, что в следующий все получится. Это одна из причин, почему связанные со страхом воспоминания всегда такие сильные, почему они все время рядом, преследуют нас и причиняют боль: они устроены так, чтобы быть эффективными, долговременными и служить напоминанием, когда на нас снова обрушивается уже знакомая угроза. Связанные со страхом воспоминания могут обеспечить быструю реакцию. Их задача крайне важна, поэтому избавиться от них не так-то легко.

Наверное, мне очень повезло. Я всего раз в жизни вызывала полицию, так как думала, что я в опасности, что на меня напали. Это было несколько лет назад, где-то через год или два после той ночи, когда я убегала от таксиста.

Сначала я решила, что это просто псих. Я временно жила у подруги, чтобы присматривать за ее хаски. Однажды в субботу утром, в пять, зазвонил домашний телефон. Я подумала, что что-то случилось, полусонная вылезла из постели и взяла трубку.

«Алло?»

«Ээээй!» – услышала я длинный протяжный слог. Мужской голос.

«Привет», – нерешительно ответила я.

Пауза. Потом: «Я сейчас трогаю свой член».

Я повесила трубку. Через пару секунд телефон зазвонил снова, и я поняла, что это, должно быть, тот же мужик. Я отключила аппарат от розетки. Где-то еще в доме телефон звонил снова и снова. В темноте я нашла дорогу к этому второму аппарату, отключила и его (а он все звонил и звонил), и в доме стало тихо.

Через две недели я вернулась домой, в собственную квартиру. Было пять утра, суббота. Зазвонил телефон (мой домашний телефон). Я уже забыла о том звонке и опять, полусонная, добралась до аппарата на письменном столе в гостиной.

Я сказала: «Алло?»

«Ээээй», – сказал то же негромкий голос, и, сразу узнав его, я повесила трубку, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще. Потом я очень быстро, без колебаний, стала действовать, движимая инстинктами, о которых даже не подозревала. Я делала то, чему, должно быть, научилась за годы чтения криминальных романов и просмотра плохих сериалов. Я отключила телефонный аппарат, выдернув вилку из розетки. Выключила все лампы, которые включила по дороге из кровати к письменному столу, чтобы с улицы никто не мог увидеть мои передвижения. Проверила замок на двери, схватила свой сотовый телефон и самый большой нож из кухни. Тогда, подготовившись к нападению, я вернулась в спальню, где было только одно маленькое окошко, и закрыла за собой дверь.

Скрестив ноги, я села на кровати и теперь, когда я уже никуда не спешила, впервые почувствовала свой страх, действительно его почувствовала. Сердце бешено колотилось. Глаза широко раскрылись, грудь сдавило, дыхание участилось. Я была в ужасе.

С ножом в руке я набрала номер полиции на мобильном. «Мне кажется, меня преследуют», – сказала я дежурному.

Сразу же после того, как услышала тот голос по телефону, я кое-что прикинула. Сначала он позвонил мне в квартиру подруги; теперь же он позвонил мне домой. Тот же мужчина, то же время суток, тот же день недели. Два разных стационарных телефона. Только одно связывало эти два звонка: мое физическое присутствие. И тогда я пришла к выводу, сделанному мгновенно: звонивший знал и кто я, и где я нахожусь. Значит, он на самом деле за мной следил, решила я, и узнал обо мне достаточно, чтобы выяснить телефонные номера по обоим адресам.

Я уже не уснула той ночью или, скорее, утром, а позднее в тот же день написала сбивчивый отчет о происшествии и отнесла его доброму и благожелательному полицейскому в участок. Он сказал, что проверит телефонные звонки и свяжется со мной. А потом вышло так, что мне пришлось на две недели уехать по делам. Я с радостью покинула свою квартиру, которая теперь казалась мне небезопасной.