Звеня бутылками в рюкзаках, мы свернули с оживленного перекрестка у моста и пошли по мощеной пешеходной дорожке в узкую полосу парка, граничившего с рекой. Мы расположились на траве, перед нами текла река, а сзади за забором возвышались здания бумажного комбината. На этой узкой полоске зелени прошлым летом я впервые поцеловалась, пока над головой взрывались фейерверки по случаю Дня Канады. Когда мы устраивались на траве, я обернулась посмотреть на комбинат и заметила человека, прислонившегося к сетчатому забору с той стороны и наблюдавшего за нами.

Прошли часы, солнце зашло, а бутылки опустели. С. исчезла в кустах, чтобы пописать, а когда вернулась, наклонилась поближе, пьяненько хихикая: «Ребята, там за нами мужик наблюдает».

Я похолодела. Снова оглянулась. Это был тот же самый человек.

Опьянение улетучилось, остался только непонятный страх. Алкоголь свернулся у меня в животе. Не помню, обсуждали ли мы, что делать дальше, – мы просто придвинулись поближе друг к другу, движимые общим инстинктом. Мы собрали вещи и направились обратно по тропинке бок о бок, как стадные животные в защитном строю. Широкая темная река была справа, слева, возможно, метрах в двадцати, в темноте мы могли видеть, что человек начал идти вдоль забора со своей стороны параллельно нашему движению и довольно быстро. Впереди появилась калитка в заборе, на цепи висел замок. Она ведь заперта? Должна быть заперта. Когда мы проходили мимо калитки, мужчина поравнялся с ней, ухватился за прутья и зазвенел цепью. Мы пошли быстрее, но он не отставал – жуткая, молчаливая погоня.

Д. сказала мне: «Ты должна бежать за помощью, ты бегаешь быстрее всех».

«Нет уж, я вас не оставлю». Я старалась, чтобы мои слова звучали храбро. Темная, с деревьями по бокам тропинка впереди казалась мне чудовищной.

С. твердила как заведенная: «Нас четверо, а он один. Нас четверо».

«Какая разница, если у него оружие», – прошептала А., и мы поняли, что, если на одну из нас направят дуло, остальные сделают все, что им скажут.

Не замедляя шага, мы полезли в рюкзаки и передали друг другу собранные пустые бутылки, ухватив стеклянные сосуды за горлышко. Теперь у каждой было оружие.

Вдоль дороги деревья теперь росли гуще, и мы больше не могли видеть преследующего нас мужчину. А впереди была видна еще одна калитка. До нее осталось пятнадцать метров, десять метров, восемь метров, и теперь уже мы увидели, что на этой калитке нет ни цепи, ни замка. Мы не стали ждать, появится ли мужчина снова, – как только мы с ней поравнялись, побежали. Мы бежали и бежали не останавливаясь, пока не добежали обратно до перекрестка, до моста, в свет уличных фонарей и фар, рассеивающий ночную темноту.

В том, каким образом нас что-то заставило бежать, действовать, был какой-то урок, но тогда я этого не поняла. Двенадцать лет спустя, когда мне еще не было тридцати и я все еще не была «своей» в Уайтхорсе, я пережила это чувство снова. Холодным зимним утром, в три часа, я скорчилась за «тойотой матрикс» на темной парковке дилерского центра и смотрела, как свет уличного фонаря отражается от крыши такси, остановившегося на углу. Это такси преследовало меня уже пять кварталов.

Сначала, когда машина сбавила ход, приближаясь ко мне спереди, я подумала, что таксист просто ищет клиента. Вероятно, я, идущая домой одна от подруги в такой час юконской зимой, была похожа на потенциального клиента. Но я жестом показала ему, что такси мне не нужно, и тогда он проехал мимо меня, развернулся и медленно поехал за мной по улице. Я занервничала и свернула на другую улицу, он последовал за мной. Про себя я стала искать ему оправдание, – может быть, он думает, что поступает правильно, пугая меня, сам того не сознавая, и на самом деле просто хочет проводить меня до дома. Но более громкий голос у меня в голове сказал, что в этом нет никакого смысла, что-то здесь не так, что-то неправильно. И к этому голосу я прислушалась. Как годами ранее, я поддалась инстинкту. Я забежала на парковку дилерского центра и теперь сидела, съежившись в снегу, меня подташнивало… Ирония судьбы: самое «безопасное», что можно было сделать, чтобы не идти пятнадцать минут домой, – это вызвать такси.

Дилерский центр находился на углу улицы, отгороженная парковка имела выезды с двух сторон квартала. Таксист затормозил на Шестой, откуда я и попала в лабиринт припаркованных машин, поэтому я стала пробираться к въезду с Мейн-стрит, просачиваясь между «тундрами» и внедорожниками, стараясь оставаться незаметной, – я чувствовала себя глупо, но не настолько, чтобы показаться снова.

Добравшись до конца парковки, я глубоко вдохнула, бросилась на улицу и понеслась по направлению к огням гостиницы, находившейся на середине квартала. Я слышала, как позади меня такси вывернуло из-за угла, и почувствовала, как свет фар осветил мне плечи.

Я добежала до двойных дверей гостиницы, как раз когда он остановился у бордюра позади меня. Я ударилась о дверь и отскочила. Двери были заперты.

Передний бампер машины был на расстоянии тротуара от меня. Я повернулась, прислонилась спиной к бесполезным закрытым дверям, со свистом вдохнула и закричала: «Прекратите меня преследовать!» Сидя за рулем, он выпучил глаза так, что я увидела белки.

В этот самый момент из темноты дальше по улице вынырнули двое седобородых мужчин, которые шли неуверенным шагом слишком много выпивших. «Эй, – крикнул один из темноты, – что там у вас происходит?»

Таксист сдал задним ходом, развернулся и уехал, его задние огни исчезли.

Двое мужчин осторожно приблизились. Я сказала: «Со мной все в порядке». Я села на скамейку для курильщиков около дверей гостиницы, чтобы отдышаться, а они с обеспокоенным видом топтались в сторонке. Они предложили вызвать мне такси, проводить домой. Я поблагодарила их и отказалась. До моего дома осталось два квартала.

Успокоившись, я глубоко вдохнула, расправила плечи и вышла из кольца света у входа в гостиницу снова в темноту.

Эти два случая не были единственными в моей жизни, когда мне приходилось спасаться бегством от незнакомого мужчины или мужчин. Но эти два стоят особняком. Думаю, что из-за своей неоднозначности, своего безмолвия. В тех нескольких других случаях, когда я убегала, мужчины, от которых я бежала, говорили мне что-то, что дало понять: беги. Они кричали, что-то требуя, или что-то невнятно говорили, ухмыляясь. Но в те два раза я принимала решение исключительно на основании невысказанных намеков. Но, несмотря на это, была почти совершенно уверена: я поступаю правильно.

В книге «Дар страха» (The Gift of Fear)[12] консультант по безопасности и «защитник звезд» Гэвин де Беккер пишет о силе интуиции – силе чувства страха. Де Беккер – не ученый, но он несколько десятилетий работает с людьми, которых преследовали, которым угрожали и которых насиловали. Из этого опыта он вывел определенные тенденции и модели, и книга, о которой идет речь, буквально набитая душераздирающими историями, является результатом этой работы.