от Атлантического океана до Китая. К ней прилагались астрологические диаграммы и таблицы приливов. Карта прекрасно сохранилась до наших дней, потому что никогда не была в употреблении: это демонстрационный образец. Но карты попроще, безусловно, подвергались опасностям морских путешествий. Суда прибрежного мореходства вполне могли обходиться и без портуланов: опытные лоцманы знали привычные маршруты как свои пять пальцев. Но когда купцы в погоне за прибылью отважились на длительные переходы за пределами видимости берегов, карты оказались им очень полезны. В Средиземном море, где приливные течения слабы и не могут сбить судно с курса, такие переходы вполне осуществимы.

Почему в XIV веке так резко возросла популярность портуланов с их перекрещивающимися линиями румбов? Прежде всего из-за распространения и систематического использования магнитного компаса. На Каталонском атласе уже есть роза ветров: линии румбов сбегаются к изображенному на карте декоративному компасу. Это одна из первых попыток интегрировать компас и карту, и далеко не все румбы действительно проходят сквозь центр розы. Но довольно быстро картографы научились сопрягать картушку компаса с сеткой румбов, что серьезно облегчило штурманам задачу прокладки курса от пункта отправления до пункта назначения.

Рис. 6.3. Западная Европа, часть Каталонского атласа (изготовленного, вероятно, Элишей бен Авраамом Крескесом, 1375 г.). Это великолепное произведение создано под сильным влиянием карт-портуланов с их пересекающимися линиями румбов и береговыми линиями с названиями портов, но здесь мы видим уже и множество деталей на суше. В левой части карты – роза ветров, самая старая из всех известных. Остров Майорка расчерчен красно-золотыми полосками Каталонии и Арагона

Популярность карт-портуланов буквально скакнула вверх, но магнитный компас появился в результате довольно медленного прогресса. Способность магнитного железняка притягивать железо была описана еще в Древней Греции и Древнем Риме. Святой Августин рассказывает, как его товарищ, епископ из Северной Африки, стал свидетелем демонстрации удивительных свойств магнита прямо за обеденным столом. Хозяин, губернатор одной из римских провинций, поместил кусок железа на серебряное блюдо и снизу поднес к нему магнетит. Гости зачарованно смотрели, как перемещалось железо по неподвижному блюду. Философы Античности экспериментировали с различными эффектами магнитов, но никакого практического применения им не придумали. А вот в Китае, напротив, жидкостный компас – намагниченная игла, плавающая в чаше с водой, – использовался уже в VIII веке (а появился, скорее всего, еще несколькими столетиями раньше). В 1088 году правительственный чиновник и ученый-энциклопедист Шень Куа объяснил, что магнитное возмущение заставляет стрелку жидкостного компаса отклоняться к западу от истинного севера. Сухой компас, игла которого вращается на тонком стержне, был описан несколькими десятилетиями позже, но в Китае он особого распространения не получил[387].

Никаких свидетельств тому, что Европа познакомилась с компасом в этот же период, у нас нет, несмотря на всякие сомнительные истории, будто еще в Х веке им пользовались папа римский или мореплаватели из Салерно[388]. Скорее всего, европейцы изобрели компас самостоятельно, поскольку в ранних арабских источниках о нем нет ни слова. Впервые в латинской литературе компас упоминается в конце XII века в двух книгах, написанных школьным учителем из Сент-Олбанса.

Александр Неккам родился в Сент-Олбансе в ту же ночь 1157 года, что и будущий король Ричард I. Рассказывали, что его мать, кормилица, кормила принца правой грудью, а сына – левой[389]. Когда Ричард возглавлял Третий крестовый поход против набравшего силу Саладина, Неккам преподавал в Оксфорде. Позже он вступил в орден каноников-августинцев, а со временем стал аббатом Сайренсестера, что на западе Англии. Именно там, году примерно в 1200-м, он написал свой самый важный научный труд – «О природе вещей».

Впервые Неккам упоминает о компасе, приводя его в качестве примера, в учебнике латинской грамматики. Он написал эту книгу в двадцать с небольшим, когда жил в Париже, после чего вернулся на родину и преподавал сначала в грамматических школах Данстейбла и Сент-Олбанса, а затем и в Оксфорде. Написанный им учебник должен был знакомить студентов с латинской грамматикой на примере активной бытовой лексики. Был там и раздел, посвященный оснащению судов: видимо, Неккам включил его в текст в память о путешествии через Ла-Манш. Кроме килевой качки и провианта, весел и якоря, он запомнил штаги и ванты, которыми крепятся мачты, а также топор, который, предположил он, нужен, чтобы рубить мачты, если надвигается шторм. А на тот случай, когда непогода скрывает от взгляда звезды, написал он, на судне обычно имеется «игла, закрепленная на оси: она вертится и крутится… и моряки знают, куда править, когда Малая Медведица не видна»[390].

Очевидно, что в 1180-е годы сухой компас уже широко использовался в мореходстве. Двадцать лет спустя Неккам решил описать его более детально. К тому времени в его распоряжении были некоторые из недавно переведенных трудов Аристотеля – Неккам был горячим поклонником Философа и его научных методов. Однако свой труд «О природе вещей» он писал прежде всего как нравоучительный трактат. Неккам, подражая святому Августину, ставил перед собой четкую задачу: подкрепить религиозные постулаты разнообразными примерами из жизни. Поэтому в разделе, посвященном морю, он мельком упоминает, что все реки текут к побережьям, схематично дает некоторые теории приливов, но подробно распространяется о силе волн и о самонадеянности любого моряка, который надеется подчинить их себе. Завершается раздел рассказом, который Неккам, как он заверяет читателя, услышал из уст надежного очевидца, – о мореходе, который регулярно пересекал Ла-Манш в компании одного только своего пса. Хотя собака была обучена по команде хозяина тянуть веревки, Неккам считал это непродуманной авантюрой[391].

Подробное описание морского компаса, которое приводит Неккам, также выливается в назидание высшему духовенству: «Прелат должен направлять своих подданных в этом море [жизни]», руководствуясь разумными соображениями. Однако, прежде чем прийти к такому поучительному выводу, Неккам выдвигает теорию, которой объясняет странное поведение магнитов: они всегда притягивают железо, замечает он, но другие магниты могут и отталкивать. Он утверждает, что сила притяжения магнетита активнее всего в отношении подобных ему предметов, к которым относится железо. Но, пишет Неккам, действует эта сила только в случае, когда более сильный объект притягивает более слабый. Поэтому, несмотря на бесспорное подобие двух кусков магнитного железняка, в этом случае сила притяжения одного сводит на нет силу притяжения другого. Далее Неккам рассказывает о железном саркофаге пророка Мухаммеда, который, по слухам, левитирует, не касаясь земли. Неккам подчеркивает, что это чудо можно объяснить действием множества магнитов, которые тянут саркофаг в разных направлениях[392].

История о левитирующем саркофаге похожа на ту, что за 600 лет до Неккама рассказывал Исидор Севильский, а до него Плиний. Как часто бывает со средневековыми научными трудами, трудно сказать наверняка, какая доля этих рассказов – результат непосредственного наблюдения, а какая взята из авторитетных источников прошлого. Неккам не особенно разбирался в практической навигации, и кажется наиболее вероятным, что его, несомненно, прогрессивные представления о свойствах магнитов были получены из вторых рук, а не в результате собственных экспериментов. Тем не менее в позднем Средневековье благодаря научному интересу к свойствам магнитов и активному использованию компаса этому предмету стали посвящать все больше сочинений. Жак де Витри, еще один каноник-августинец, живший поколением позже, утверждал, что магнетит «незаменим в морских путешествиях». Некоторый опыт в этой области у него имелся: он покинул родную Францию, чтобы стать епископом Акры, последнего оплота Иерусалимского королевства, а также ездил в Египет, чтобы принять участие в провальном Пятом крестовом походе[393].

Свойства магнетита интересовали и врачей; некоторые авторы считали, что его действие можно ослабить (а в некоторых случаях, напротив, усилить) с помощью чеснока, лука или козлиной крови. Одним из немногих, кто, видимо, проводил собственные эксперименты, был Жан де Сент-Аман из города Турне, некогда принадлежавшего Фландрии, а ныне находящегося на территории Бельгии. Жан написал длинный комментарий к одному из самых популярных медицинских учебников, руководству по лекарственным средствам, известному как «Антидотарий Николая». В самом конце он анализирует рекомендацию лечить отравления мясом змеи тайрус, которая, как утверждал Жак де Витри,