– Не забудьте прийти на свидание, сеньор Рульфо. Мы вас ждем.

и все ее тело превратилось в нечто другое.

Рульфо никогда не сможет вспомнить этот новый образ, но один лишь взгляд на нее мгновенно лишил его сознания. Он проснулся от собственного крика, полагая, что окончательно свихнулся, не будучи способен понять, в своем он уме или нет.

В спальне он был один. Сусана уже ушла, хотя постель еще хранила легкий запах ее духов. За окном светало.

Оставалось меньше двадцати четырех часов.

В понедельник девушка не захотела покидать комнату. Наступил вечер, но она все еще лежала в кровати, закрыв лицо руками. Она попросила подать ужин в номер и не позволила делать уборку в комнате. О том, что служащие мотеля уже начали шушукаться на ее счет, она знала, но это ее не волновало. Терзавший ее ужас выходил из берегов.

Само это фантастическое предположение – что он жив – было непереносимо. Одно лишь воспоминание о его ненавистной физиономии вызывало у нее тошноту и озноб. И при этом она сознавала, что ее захлестывает страх, лишенный оснований, абсурдный: человек, отражение которого она увидела накануне в зеркале, был похож на Патрисио, да, это так, но он не мог им быть. Патрисио мертв. Она убила его собственными руками.

Тем не менее теперь она знала, что есть нечто гораздо худшее, чем Патрисио.

Воспоминания прокладывали себе путь в ней с энергией солнечного луча в пыльной комнате. Вначале ей казалось, что это всего лишь сны, как сны о Лидии, но теперь она начинала соотносить их с событиями чьей-то далекой, но реальной жизни. Ее собственной жизни.

Патрисио был не единственным виновником того, что с ней происходило: им кто-то манипулировал – кто-то, желающий причинить ей боль, кто-то, настолько жаждущий ее страданий, как мог бы любовник жаждать наслаждения ее любовью. Существовал кукловод, который дергал за ниточки, оставаясь в тени, который поставил себе целью не оставлять ее в покое, преследовать и истязать, куда бы она ни спряталась. Его главное наслаждение в последние годы заключалось именно в том, чтобы видеть ее в руках безымянных «клиентов», которым нравилось ее унижать. И для того, кто стоял за этим, все это было просто игрой.

«Но настало время сыграть в игру поинтереснее, как ты полагаешь, Ракель?»

Она не знала, кто был (или что было) ее настоящим мучителем, но она его боялась. Ребенок спал подле нее. Девушка взяла его маленькую ручку и долго-долго молча сжимала ее в своей, чувствуя, как тепло и сила сына проникают в нее, словно введенное в вену лекарство. Она подняла голову и улыбнулась. Мальчик улыбнулся в ответ, и эта его улыбка, словно луч света, заставила ее зажмуриться.

На мгновенье они застыли, соединенные непрочными узами сплетенных рук, и девушка почувствовала, что она не одна. Глядя на печальное и бледное личико, обращенное к ней, она поняла, что будет бороться, будет бороться изо всех сил, в чем бы ни состояла угроза. Она пришла сюда вместе со своим ребенком, вместе они и останутся. И решила, что они справятся. Никто больше не причинит им вреда.

В этот момент постучали в дверь. Она подумала, что это, наверное, ужин. Привстала, отбросила с лица прядь волос.

– Да, кто там?

Постучали еще раз.

– Кто это?

Стук прекратился, но никто не ответил.

«Не открывай».

Стемнело. Холод и темнота как будто расширились. Девушка поднялась с постели, не отрывая глаз от двери. Мальчик, напрягшись, как натянутая тетива, обнял ее за талию.

Самым ужасным для нее была тишина. Она перебирала все варианты, даже подумала о полиции. Но кем бы они ни были, почему не отвечают?

– Кто это, ну пожалуйста? – вскрикнула она, чуть не плача.

«Не открывай. Не открывай».

И вот тут дверь

ночь

отворилась.

Медленно и аккуратно, ни разу не скрипнув, словно перевернулась страница. Широко раскрытым глазам девушки и ребенка предстал темный проем.

Никого не было.

«Хочет нас напугать».

Она сглотнула слюну. Время превратилось в вечность. Наконец она нашла в себе силы сдвинуться с места. Не выпуская из объятий сына, приблизилась к порогу. Сердце ее колотилось. Она обвела взглядом коридор, лестницу, двери других номеров.

Никого. И везде темно.

наступила ночь

Она подумала, что, возможно, это была ошибка: кто-то постучал в ее номер по ошибке и, поняв, что перепутал двери, ушел. А дверь, по-видимому, была не заперта и от ударов распахнулась. Она вновь захлопнула дверь и закрыла ее на задвижку. Мальчик дрожал, как струна. Она попыталась успокоить его, крепко прижав к себе.

– Все хорошо, – шепнула она ему. – Все хорошо.

Наступила ночь. Темноту рассекали только фары машин, которые ощупывали покрытые копотью стены, окна с выбитыми стеклами и металлическую ограду. Это был старый склад текстильной продукции, одиноко стоявший на обочине второстепенной дороги, ведущей на юг. Строение явно было предназначено под снос; причиной его аварийного состояния, по-видимому, был сильный пожар, случившийся несколько лет назад. Найти склад оказалось нетрудно. Рульфо припарковался возле ограды и вышел из машины.

Пьянящая темень наполняла весь мир, какая-то дремотная мгла, пронзаемая только серебристым коготком тонкого лунного серпа. Поблизости не было ни намека на городские огни или постройки. Только одна машина проехала мимо Рульфо по дороге, когда он выходил из своей, как будто сидела у него на хвосте. Он посмотрел на нее, но машина проследовала дальше, ослепив его на мгновенье светом фар.

Половинки ворот соединялись цепью. Информационный щит запрещал проникновение на территорию, но Рульфо не очень смущала попытка нарушить закон. Он вновь сел за руль, подогнал машину к воротам как можно ближе, забрался на капот, перелез через верх, стараясь не задеть колючую проволоку, нащупал ногой опору и спустился по другой стороне ворот, цепляясь за железные ромбы.

Он выпил, точнее говоря, довольно долго пил, прежде чем вышел из дома. Наливал себе все более солидные порции виски, в равных долях смешанного с водой. Целью было побыстрее влить в себя наибольшее количество алкоголя, не страдая при этом от неизбежного в таких случаях жжения. Теперь он чувствовал себя в достаточной степени опьяневшим, чтобы признать, что ему довольно-таки страшно. Его попойки, как и его страхи, на протяжении всей жизни бывали умеренными, однако этой ночью то и другое достигло максимума. Тем не менее голова соображала хорошо, была ясной. Как будто вместо виски он выпил обезболивающего. Чувства его притупились, но перед глазами не плыло.

Широкая раздвижная металлическая дверь склада перемещалась по направляющей, при попытке ее сдвинуть раздался адский скрежет.