Послышалось дребезжание и звон стекла. «Да он, кажется, пьет», – подумал Рульфо.

– A вот этот вопрос требует отдельного комментария, дорогой ученик… Нам пока недостает знаний, чтобы на него ответить. На самом деле, я полагаю, что нет никого, кто мог бы ответить на этот вопрос. Раушен всего лишь оставил информацию о профессорах и студентах… Очевидно, он полагал, что таинственная дама связана с кем-то из университетских кругов… Но с кем именно? И где этот университет? Вполне возможно, что в Испании, не так ли? Не стоит сбрасывать со счетов, что он перебрался именно сюда… Но это не более чем гипотеза… А вот что больше всего меня пугает во всем этом, так это – догадываешься? То, что они позволили ему сохранить столько данных. Подозреваю, что дамы чувствуют себя гораздо более уверенно, чем коррупционеры… – После паузы он продолжил совсем другим тоном: – Знаю, что я жалкий трус, потому что ни за что не рискну пойти вместе с тобой на эту встречу во вторник, но… Ладно, скажем так: я предпочитаю рисковать жизнью более комфортным способом… С Сусаной я все уладил. Вчера у нас состоялась премилая дискуссия, но мне таки удалось получить то, чего я и добивался: она уехала из Мадрида, полагаю, что к своим родителям. Расставание не повредит нам обоим. Конечно же, она не встретила эту новость лучшей из своих улыбок, но я никогда не простил бы себе самому, если бы…

– Понимаю, – произнес Рульфо.

– Саломон, серьезно: не корчи из себя героя и верни им эту фигурку. Если они хотят достать Акелос, это их дело… Но в любом случае желаю тебе удачи, дорогой ученик. Для меня удовольствие и честь быть твоим преподавателем и твоим другом, несмотря на все наши разногласия… И давай не будем слишком уж жалеть самих себя: в конце концов, оба мы сходились во мнении, что за поэзию стоит отдать жизнь, припоминаешь?..

– Мы ее не отдадим, Сесар, – ответил Рульфо, не разделяя его смеха, но чувствуя, что у него повлажнели глаза и запершило в горле.

– Они свидетелей не оставят, – вдруг погустел голос его бывшего профессора.

Рульфо вспомнил, что именно таким тоном он обычно заканчивал свои лекции.

– Теперь я понимаю тот ужас, который владел моим бедным дедом… Молю лишь об одном: чтобы их руки не дотянулись хотя бы до Сусаны… Она почти ничего не знает… Может, хоть ей удастся избежать… Прощай, мой дорогой… Береги себя, изо всех сил береги.

Разговор прервался в телефоне, но не в голове Рульфо. «Они свидетелей не оставят». К горлу подступил ком, но он сознавал, что не собственная судьба вызывала у него наибольшие опасения, а будущее Сесара Сауседы, его старого профессора, человека, который верил в то, что жизнь – это поэзия.

А теперь все они умрут – именно потому, что он был прав.

Остаток воскресенья и понедельник он провел так же – нарезая бесконечные круги в окрестностях улицы Ломонтано. Выбирал по очереди то узкие центральные улочки, то пространство анонимности – Гран-Виa – и вглядывался в спешащих по своим делам прохожих. В этих сосредоточенных лицах, в этом постоянном мельтешении различных людей на улицах бешено пульсирующего Мадрида он не находил ни следа странного мира дам. Как будто все стало нереальным, будто бы их никогда и не было. Он даже стал думать, что все это не более чем больная фантазия таких ненормальных, как Сесар или он сам. Но восковая фигурка в кармане его пиджака еще и еще раз возвращала его к реальности. «Нет, не к реальности, – уточнял он, – а к истине».

Когда в понедельник вечером он вернулся домой, в подъезде его встретили встревоженные глаза консьержки.

– А к вам пришла девушка. Она только что поднялась.

Он решил, что знает, кто это. «Да, но почему она приехала? – вертелся в голове вопрос, пока он взлетал по лестнице. – Что там с ней приключилось, в мотеле?» Однако, войдя в квартиру, он убедился, что ошибался, причем кардинально.

– Ну и рожу ты скорчил! – улыбнулась Сусана. – Интересно, кого это ты ожидал увидеть?

Она грызла ногти. Это был ее тайный грех, но он неизбежно делался явным, когда она нервничала. Как сейчас.

– Он мне заявил, что моя работа шлюхой закончилась… Ладно, он, конечно, выразился не так… Вот как он это назвал: «Необходимость перепланировать жизнь». И выставил меня за дверь, без права на обжалование. «Поезжай, погости немного у своих родителей». Сукин сын! Уверяю тебя, что такого денька, как у меня вчера, я и злейшему врагу не пожелала бы. Само собой, я ушла, не пикнув: не смогла бы унизиться до того, чтобы о чем-то там его умолять… Но к родителям не поехала, остановилась у подруги…

На ней был костюм каштанового цвета, миндального цвета чулки, туфли на высоком каблуке и шарфик на шее. От нее пахло парфюмом и алкоголем. Рульфо сделал вывод, что, прежде чем явиться к нему, она пила.

– O да, естественно, я его оскорбляла, наговорила кучу глупостей, а он всего лишь повторял, что речь идет не об окончательном разрыве, а о какой-то «перестройке». Другими словами, он хочет остаться один. Я его отвлекаю. Честно говоря, все это здорово меня расстроило. Но сегодня, в понедельник, я проснулась чуть более спокойной и увидела ситуацию под другим углом зрения. Мне кажется, я хорошо знаю Сесара, и мне приходит на ум, что это может быть одно из двух: или ему нравится другая женщина, или с ним творится что-то очень серьезное. – Она улыбалась, а глаза ее метали озорные искорки. – Честно говоря, я ставлю на второе. А ты?

Рульфо не ответил. Сделал глоток виски. Сусана тоже.

– И тут я вспомнила, что в последние дни он был занят почти исключительно тобой и твоими приключениями… Что-то вы там вдвоем затевали, закрывались в комнатах сплетничать, как старухи… В конце концов меня осенило: дура я, дура, наверняка все это напрямую связано с этой вашей внезапной пятничной вылазкой в Барселону, о которой Сесар не пожелал мне рассказать. И вот я здесь – чтобы разузнать все у тебя. Не беспокойся, я не собираюсь просить у тебя пристанища… Мне нужно только одно: чтоб ты сказал, ошибаюсь я или нет.

– Понятия не имею, что такое происходит с Сесаром. Об этом тебе лучше спросить у него, не у меня.

Ее реакция оказалась неожиданной. Она к тому времени уже осушила второй стакан и тут вдруг громко стукнула им по столу. Мгновение Рульфо казалось, что стакан в ее пальцах превратился в осколки.

– Какого черта вы обо мне вообразили?! Что я, теннисный мячик? Сейчас я на твоей половине поля и ты меня отправляешь к нему?.. – Она подалась вперед – синие глаза пристально вглядываются в него, стильная укладка – нимбом над головой. И тут тон ее смягчился. – Должна тебе признаться кое в чем: было время, когда мне это нравилось. Я просто наслаждалась тем, что вы за меня сражаетесь. Серьезно… И могу тебя заверить, что не по причине удовлетворения собственного эго. Ну, не только по этой причине. Мне хотелось заставить вас показать когти, потому что я знала… Знала, что когда вы подпишете мирный договор, то посмотрите на меня и скажете: «A, так ты все еще здесь, Сусана?..» Я уже давно поняла, что я вам нужна только тогда, когда вы враждуете…