Куча, созданная из сотен тонн искорёженного, деформировавшегося, смятого металла, выглядит словно памятник, который давно не красили, и он начал ржаветь. В момент катастрофы состав был охвачен пожаром, и большая часть вагонов сильно обгорела. То, что не смог уничтожить огонь, теперь уничтожает время и процесс ржавления.

— Тут не меньше сотни вагонов… — прошептал Андрюха. — Ты только представь, Никита, целый состав в портал ушёл. Поезд ведь пассажирский был. Частично пассажирский. Ты разбираешься в поездах? Чей он?

Я покачал головой:

— Может и разбираюсь, но разве есть в этом толк? Понять, как выглядела эта груда металла до катастрофы, я не способен. Электровоз погребён вагонами. Если только забраться внутрь какого-нибудь уцелевшего вагона. Ты правда хочешь знать, что внутри? У меня нет желания посещать это кладбище.

На камень, с которого мы осматриваем железный памятник-катастрофу, взобрался Угрх. Почесав заживающую рану на груди, прорычал:

— Посмотрели? Убедились? Мне не нравится это место. Хочется уйти. Пахнет смертью. Уходим?

Боков ответил:

— Я полезу в вагоны и выясню, кому принадлежал поезд. Быть может, он был военным и там сохранилось много добра. Не всё ведь сгорело. Никита, ты со мной?

Я, пожав плечами, сказал:

— Лучше с тобой. Всяко интереснее, чем сидеть на камне и ждать. Пошли уже.

По мере приближения к первым вагонам я успел кое-что понять: поезд был частично пассажирским. Всего пассажирских вагонов насчиталось чуть больше десятка из тех, что видны. Вагонов-цистерн более двух десятков. Основную массу локомотива составили думпкары. Думпкары — открытые вагоны для перевозки сыпучих грузов. Таких как уголь, песок, щебень и им подобные. Куда же ты ехал, поезд, и что вёз? Или ты не вёз ничего? И главный вопрос — сколько времени состав находится в этом мире…

Когда до первого думпкара осталось не более десяти метров, под ногой что-то хрустнуло. Распинав снег, я увидел человеческий скелет. Случайно раздавил рёбра. Судя по сохранности останков — скелету лет двадцать минимум.

— И тут скелет, — сообщил Андрюха, раскидывая ботинками снег.

Я посмотрел наверх. В метрах сорока над нами весит обгоревший пассажирский вагон. Стёкла отсутствуют. Всё деформировано. Люди либо просто выпали, либо они выпрыгивали, если смогли чудом выжить в катастрофе. Человек не хрусталь. И не в таких передрягах выживал.

Мы полезли наверх. Снег мешает. Как продвижению, так и созерцанию. Минут за десять взобрались на высоту двадцати метров и через дыру, которая когда-то была окном, влезли в один из пассажирских вагонов.

Ценного найти не удастся. Это было понятно ещё на расстоянии. Пожар уничтожил всё. Сохранился только металл и останки. Вагоны были забиты людьми.

— Интересно, куда мог ехать такой состав? — спросил Андрюха. — Явно не поезд дальнего следования.

— Нет, точно не дальнего следования, — ответил я, изучая почти отлично сохранившийся скелет. — Скорее всего этот поезд ехал на какой-то добывающий комбинат. Возможно за рудой. Или за углём. Порожняком шёл. Рабочих вёз. Самая рабочая версия.

Скелет принадлежит взрослому мужчине. Лежит на том, что когда-то было потолком вагона. Я насчитал семь переломов. Один в районе шеи, второй у копчика. Еще сломаны обе ключицы, челюсть, пробит череп в районе затылка, и сильно раздроблена левая нога. Тело человека обгорало в пожаре, а затем разлагалось, но его никто не трогал. Местному зверью это место явно не нравится. Почему? Может потому, что тут был пожар, а потом сильно воняло тем, что перевозилось в цистернах. Скорее всего.

Огонь, боль, страх, смерть. Всё это было в этом месте. Всё это осталось здесь и никуда не денется. Памятник-катастрофа будет ещё долго существовать, недоступный для людей. Сколько человек видели его до нас? Думаю, не многие. Единицы. Десяток, может два.

Мы потратили час на поиски и нашли уцелевший вагон. Находится он высоко и торчит из общей кучи, словно дымовая труба из крыши дома. Добраться к вагону трудно. Искорёженный металл так и норовит продырявить нас. Острый и опасный. Стоит сорваться, и ты наверняка упадёшь на что-нибудь острое.

— Может не стоит? — спросил я, теряясь в сомнениях. — Дался нам этот поезд, Андрюх?

— Да не ной ты, — отмахнулся Боков и полез дальше. — Вряд ли мы когда-нибудь вернёмся в это место. Уйти и не выяснить? Не хочу хранить ещё одну загадку в своей памяти. Если ты не хочешь, то можешь вернутся.

Я хочу узнать кому принадлежал поезд и куда он ехал. Хочу, но не настолько сильно, чтобы рисковать жизнью. Пару раз уже поскальзывался и чудом не травмировался. Удача может отвернутся.

За десять минут мы смогли добраться до вагона и проникнуть в него. Всё оказалось лучше, чем предполагали. Если не считать того, что вагон немного смят в гармошку, стоит почти вертикально и поржавел, то можно сказать, что сохранился он неплохо. Внутри тоже всё цело. Пожар до вагона не добрался.

Одна половина вагона была для обычных пассажиров. Железные стулья, отделанные поролоном и серой тканью, — единственное удобство. Вторая часть вагона представляла из себя что-то вроде передвижного офиса. Стальная перегородка и дверь почти уцелели. Люди, ехавшие в вагоне, не уцелели.

Я остался ждать у рваной дыры, через которую мы попали в вагон. Взбираться наверх нет ни желания, ни сил. Андрюха полез по стульям один, что-то недовольно бормоча. Моими собеседниками на время его отсутствия будут скелеты.

Кости могут сказать многое. Взяв в руки ближайший череп, я уставился в пустые глазницы. Гниющая плоть всё же была съедена и, скорее всего, насекомыми. Какие-нибудь муравьи или другие плотоядные ползающие твари. Череп принадлежал мужчине. Большая часть зубов отсутствует. Их вырвали или выбили. В двух местах на челюсти присутствуют следы давно заживших переломов. Обладатель черепа умер в возрасте сорока-пятидесяти лет. Богатым человеком он точно не был. Работяга. Хорошей медицины не видел.

Другие черепа и кости сказали тоже самое. Все, кто ехал в вагоне, были работягами. Мне попались криво сросшаяся бедренная кость и кисть, на которой отсутствуют мизинец и безымянный пальцы. Копаться в костях быстро надоело.

Андрюха вернулся со стопкой желтых от старости бумаг. Вручив их мне, сказал:

— На арабском читаешь?

— Нет. Говорить могу. С трудом говорить.

— Плохо. — Андрюха указал пальцем наверх. — Там на стене есть карта Пакистана и на ней отмечена железная дорога. Думал, что ты знаешь арабский и мог бы открыть некоторые тайны.

Я вернул Андрюхе бумаги и ответил:

— Туалетная бумага это и не более. Даже если бы я знал арабский, то нам бы это не помогло. Официальный язык Пакистана урду.

Андрюха выбросил бумаги и недовольно пробормотал: