– Но такое уже случалось в истории. И Ватикан склонен перепроверять подобную информацию, – могу поспорить, что случалось в истории Англии и главный интриган здесь – сам Уилберфорс. Святые епископы любой выворот склонны перетягивать на сторону своего Ордена. Но вернемся к моим фантазиям: приступаем к отрезанию головы. – Поэтому будьте осторожны. Мальчики пока не пришли в себя. А мужчина, которого вы схватили, пуст. Его так долго подавлял демон, что принимать самостоятельные решения, он не в состоянии. Но информация от него поступила пугающая. Они готовят рождение Антихриста и Апокалипсис. Где-то в Лондоне спрятаны женщины, беременные от демонов. Если хоть один ребенок выживет, это станет началом конца.

Перспектива Армагеддона впечатляет. Но не настолько, чтобы не заметить подтекста сказанного. Даже ножик из воображаемых рук выпадет:

– Мы можем найти их, но не будем же мы убивать детей?

– Насколько точны сведения?

Оба вопроса звучат одновременно. Но отвечает епископ почему-то на мой:

– Они пока не люди.

– Я б поспорила.

– Сестра Литиция, грядет война на земле. И нам необходимо принять меры.

– Я тебе крест за такие слова, знаешь куда запихаю?

Богомол одной рукой хватает меня за пояс, а свободной затыкает рот. Давно не виделись, поборник покорности! Боишься попасть под раздачу?

– Сначала найдите их. Потом возмущайтесь, – вздыхает епископ.

Под возмущенные крики Константин выволакивает меня из резиденции Святого Епископа Кентерберийского, тащит по Букингемскому дворцу и волочет по улице в сторону Темзы. Успеваю укусить его два раза.

Ненавижу, когда он так делает. Но это даже приятно, учитывая, как он покраснел.

Мысль возможности подобного поведения со стороны моего Ордена душит и жжет грудную клетку гневом. Пинаю решетки набережной в дикой злобе. Нырнуть что ли в этот туман, мозги прочистить?

Ненавижу! И эту недореку тоже!

Константин стоит рядом и ждет.

– Мы никого не убьем, – говорит так уверенно, будто может ослушаться приказов епископа. – Всегда есть другой путь. Вам ли не знать, Литиция?

Туман поднимается из вод и ползет ко мне. Ему нравятся боль и терзания. Если полностью отдаться чувствам, он заползет внутрь, забьется в щели, прорастет, расширив недоверие к Ордену и сомнения в Сэмюэле Уилберфорсе. Я знаю об этом не понаслышке. Люди в Лондоне с легкостью сходят с ума и с радостью отдаются самым черным фантазиям, не в силах стряхнуть с себя мрак Темзы. Тут самое главное не поддаваться унынию. А это мне не грозит. Я – говно, всплывающее вне зависимости от жидкости.

– Костик, ты когда-нибудь целовался? – смена темы слишком резкая. Даже хмарь Лондона клубится в недоумении.

Константин давится вечерними сумерками и уточняет:

– Что за вопросы? Помолитесь, сестра Литиция.

– Ого, как заговорил. Давно сестрой меня не называл. Видимо тема наболевшая? – щупальца страха отпускают душу. Больше всего на свете мне страшно осознать, что все мое существование напрасно. Что все, за что мы боремся, может быть ложью. А священники через сотню лет станут толстожопыми обладателями Мерседесов с иконками на лобовом стекле. Будут заботиться о том, чтобы людские слабости не иссякали, и отпускать грехи зекам и проституткам, не выходя из сауны.

– Целовался.

– Понравилось?

Богомол кивает. Не очень уверенно, чуть наклонив голову.

– А с кем?

– Еще до принятия сана. С девушкой.

– Везунчик.

– А вы?

– И я. С девушками. И там были далеко не невинные поцелуи. Но было это давно и не в этом теле.

Воспоминания накатывают волной, выбивают скупую слезу. Нет, мне не жалко себя. Скорее обидно. Я с легкостью приживусь в любом месте, так почему это не мог быть развращенный ад с кучей демониц и осужденных на вечную работу проституток?

– Сожалеешь?

– Нет. Один набожный монах отучил меня лобызать легкодоступных дев.

И левой рукой в перчатке ему салютую.

– Вы до сих пор меня не простили?! – Константин выглядит настолько обиженным, будто это ему полруки оттяпали.

Неожиданно хочется, чтобы он поцеловал меня. Соблазн заставить его сделать это в знак примирения, слишком велик.

Представляю, как касаюсь его рта. Перехватываю язык, сжимаю в руках. Проникаю.

Куда?

Чем?

Что за мысли!?

– Лицития? – ладонь с тонкими пальцами касается плеча.

– Не трогай меня, грязный извращенец! – отмахиваюсь и готовлюсь его убить. Он же меня чуть не изнасиловал в моих собственных мыслях. Или это были мечты?

Летите отсюда такие мечтания.

Я не такая.

Не такой.

О, святые муки пубертатного периода. Откуда ж вы взялись!?

Тайм аут.

Требую перезагрузки.

– Простила. Уже давно, – отмахиваюсь и несусь в казематы Тауэра. Там временно обитает опасный маньяк Джек Потрошитель. Будет на ком выместить злость. Заодно и проверим, так ли он легендарен, как говорят.

Джек скалит зубы. Джек показывает язык. На месте глаз его – черный огонь преисподней. Надо бы провести изгнание. Но Константин останавливает меня:

– Пока не выбили из него сведения, нельзя, – подходит ближе к допрашиваемому и корчит из себя злого полицейского. Поведение напарника не сочетается с его внешним видом прыщавого подростка. И выглядит так, будто он актер индийского кино и сейчас петь начнет, потроша противников в танце. – Где они?

Первые аккорды оптимистической мелодии…

– Скажу, если отпустите меня, – лебезит Потрошитель. Марионетка марионеткой, а жить хочет.

Подросток, которого мы притащили вместе с Реймондом уже сутки лежит без сознания в лазарете Святого Павла. Нам нужна информация, ему – отдых. И Пионика не пускает никого к нему, она иногда настоящий Богомол!

Мы давим на единственное оставшееся звено. Время поджимает. Дети меньше других подвержены влиянию демонов. В них меньше грязи и слабостей. Но в то же время, их желания сильнее и искренней. Они непредсказуемы. Что они затеяли?

– Тебе не спрятаться от нас.

– И не собираюсь. Я покажу вам женщин, а вы никогда не будете меня искать. На писании вашем поклянётесь.

Почему-то Константин с Беллом оборачиваются на меня. Ах, ну да, я же – самая беспринципная монашка на районе. Пожимаю плечами:

– Ладно. Клянемся.

Джек смотрит с недоумением. Джек облизывает искусанные губы.