Впереди дымилась глубокая воронка. Пять-шесть полицаев, находившихся в головной повозке, были убиты или искалечены. Начальник полицейского участка надеялся обмануть судьбу и ехал на второй повозке.

– Сворачивай! – крикнул он ездовому.

Взрыв настиг командирскую бричку на выезде из кювета. Вынесло оба задних колеса. Ошалевшая от грохота лошадь, напрягая силы, тянула прочь обломки брички и вцепившегося в сиденье старшего полицая.

– Прыгай! – кричали ему.

Рванул еще один взрыв, разнося остатки брички. Лошадь неслась налегке вперед. Начальник полицейского участка с перебитыми ногами звал на помощь. Его кое-как вытащили и, наложив шины, открыли запоздалый огонь.

Впрочем, стрелять было не в кого: саперы Пичугина давно исчезли. Уцелевшие повозки сгрудились на обочине.

Помощь из райцентра также опаздывала из-за оборванной связи. Сумели связаться со своими остатки немецкого гарнизона, но успеют ли их выручить камрады? Бойцы особого отряда НКВД и партизаны наседали упорно, зная, что время работает против них.

Рыжий старшина-сапер Пичугин взорвал одну из стен, и бойцы ворвались в подвальную тюрьму. Начальник полиции Саяпин, Грач и двое надзирателей, распахнув крайнюю камеру, расстреливали заключенных.

– Не успеем! – воскликнул Грач. – Надо гранатами добивать.

Это были последние слова, которые он успел произнести. Мальцев и Пичугин открыли огонь из автоматов. Грач свалился, зажимая простреленную грудь. Полицай-надзиратель попятился, затем запоздало выхватил из чехла гранату.

Один из заключенных, раненный в шею, повис на полицае и опрокинул его на пол.

– Убью, паскуда… сволочь фашистская.

Прежде чем кто-то успел вмешаться, заключенный вцепился ему в горло наполовину выбитыми зубами. Его пытались оторвать, но обросший бородой мужик лет сорока повис на полицае намертво.

Бывший интендант Саяпин убегал через центральный вход. Это был рискованный, но единственный выход. Из оружия у него остался лишь пистолет. Кинувшегося на него бойца он свалил выстрелом в лицо, другого сбил с ног и вырвался наружу. Это удалось не многим.

Бой подходил к концу. Пулеметчик из полицаев развернул «дегтярев» и успел срезать одного из бойцов. Пули опрокинули полицая, а штурмовая группа растекалась по комнатам и коридорам, добивая остатки гарнизона.

Мало кто из полицаев поднимал руки и просил пощады. Почти все, за исключением нескольких оборонцев, дрались отчаянно. Когда заканчивались патроны, они кидались напролом в отчаянной попытке выскочить наружу.

Почти никому не удалось это сделать. Подготовленные к схваткам в упор, бойцы отряда «Застава» расстреливали и добивали остатки гарнизона. В таких ожесточенных схватках противника не щадят.

– Дяденька, не надо! – срывающимся голосом закричал один из молодых полицаев-оборонцев.

Боец, бежавший к нему, видел залитый кровью подвал, где успели расстрелять тесно набитую камеру. Удар приклада проломил полицаю голову, и боец уже искал следующую цель.

Через полчаса все закончилось. Грузили на повозки раненых и погибших бойцов, собирали трофеи. Вокруг старшего лейтенанта Кондратьева толпились освобожденные из подвалов люди. Некоторые убежали, другие просили:

– Возьмите с собой! Фрицы вернутся, все равно нас разыщут.

Надо было торопиться. С дальней стороны деревни уже подступали полицаи, переброшенные из района на грузовиках. Ими командовали немецкие офицеры и унтеры. Спешно развернули два миномета и открыли беглый огонь.

– Уходим!

– Что с заключенными делать?

– Вместе с вами пойдем, – решительно заявил парень с захваченным ручным пулеметом на плече.

Немецкий гарнизон при входе в село, хоть и понес потери, продолжал бой, преграждая красноармейцам путь к отступлению.

– Мальцев, бери с десяток бойцов и заткни им пасть! – крикнул Кондратьев. – Они половину перебьют, пока мы пробьемся. Да и повозки с ранеными в обход не протащишь.

– Ясно! – Старший сержант торопливо собирал группу. – Берите больше гранат. Эй, герой с пулеметом, со мной пойдешь.

Со двора посылал мины 80-миллиметровый миномет, вел огонь уцелевший «МГ-34». Почуяв подмогу, лейтенант, командир немецкого гарнизона, приказал усилить огонь.

– Они в кольце! Наши надавят посильнее, всю шайку положим!

Надо отдать должное, пожилой лейтенант, ветеран прошлой войны, командовал умело и не прятался от пуль. В начале войны у него под Смоленском погиб сын, недавно призвали в армию внука, который тоже мог погибнуть в затянувшемся походе на Восток.

Зажигательные пули воспламенили соломенную крышу одного из ближних домов. Дикая страна, и крыши из соломы! Лейтенант точной очередью уложил женщину, выскочившую на улицу.

– Жгите их всех! – показывал цель лейтенант. – Пусть вся шайка подохнет в огне.

Он уже не вспоминал, что некоторые дома принадлежат полицаям (все они предатели!), а в одном живет женщина, с которой он встречался с лета и даже обещал увезти в Германию.

Но усиленный огонь (патронов хватило) и горящие дома заволокли дымом двор гарнизона. Этим немедленно воспользовались Николай Мальцев, его группа и партизаны Андрея Зинякова.

Через проволоку полетели трофейные гранаты-«колотушки», бутылки с бензином. Сапер из отряда «Сталинцы» поднял над головой связку тротиловых шашек и швырнул ее, целясь в размолоченное, полусгоревшее крыльцо и выбитую дверь.

Лейтенант стрелял в него из автомата, продолжая выкрикивать:

– Жгите их!

Он угодил в цель. Рослый сапер упал в подтаявший снег. Но и связка влетела в дверной проход. Взрыв проломил стену и перегородку, отбросил пулеметчика вместе с его станковым «МГ-34».

Горела перегородка, оклеенная цветными картинками из журналов, широкая деревянная кровать. О стену разбилась метко брошенная бутылка с бензином. Загорелся облитый горючей жидкостью унтер-офицер, продолжавший стрелять из своего «МП-40».

Он выпустил из обгоревших пальцев автомат и бросился в глубину помещения, вспоминая, где находился бак с водой. Путь преградил изможденный высокий человек в замасленной путейской куртке.

Унтер-офицер с трудом расстегнул кобуру, но достать массивный «вальтер» не успел. Костлявый, как скелет, путеец-ремонтник, просидевший в тюремном подвале полтора месяца, обрушил обломок доски на голову унтер-офицера.

Каска спасла лишь отчасти. Удар был нанесен с такой злостью, что доска разлетелась в щепки. Унтер, опираясь на сгоревшие до костей пальцы, попытался подняться. Железнодорожник с наполовину выбитыми зубами ударил его в лицо тяжелым ботинком и, подобрав пистолет, стал остервенело добивать рукояткой.

Многое надо было пережить и вытерпеть, чтобы набраться такой злости. Путеец, арестованный как заложник и возможный пособник партизан, был несколько раз избит до полусмерти. Он видел, как стонут и умирают искалеченные на допросах люди.