Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды я вспомнил про фабричный пруд. Как-то, придя пораньше с работы погожим вечерком, я ухватил удочку и двинулся на проходную. Там сидели два мужчины лет пятидесяти и женщина лет сорока, низенького роста с некрасивым лицом.
— Можно я удочку покидаю часок у вас на пруду, — задорно-простодушно выпалил я, почему-то совершенно уверенный, что мне не откажут. Охранники, однако, переглянулись и выдержали паузу.
— Ну-у, проходи что ли, — выдавил один.
— Спасибо, — не дал им опомниться я и шмыгнул мимо них внутрь.
Там, над прудом были параллельные мосточки с перилами. Я опёрся локтями на эти перила и забросил на хлеб. Я скучал по рыбалке.
Напротив маячил дом-«ковчег». Его зловещее отражение мягко зигзажило к моему поплавку. Минут через десять подошла очень тихо та женщина с проходной и встала слева от меня. «Ну вот тебе и здрасьте, захотел уединиться!» — подумал я с раздражением.
— Вы ведь доктор? — выговор деревенский, но бойко-наглый, «фабричный» (тогда я ещё не слишком хорошо знал эту разновидность рода человеческого).
— Да, а что?
— Вот у меня, доктор, колени болят и в плохую погоду очень сильно ломят. Я пила какие-то таблетки, но у меня от них желудок разболелся…
Я был сильно раздосадован, тем более что в её речи сквозила какая-то странная издевательская интонация.
— Извините, я как раз решил немного порыбачить, чтобы расслабиться и отдохнуть от работы…
— А вы не могли бы мне дать инвалидность? — как будто меня не слыша, — у меня ещё и зрение плохое.
— Видите ли, это не я даю инвалидность, а ВТЭК. Но если хотите поподробнее это обсудить, приходите на приём. Подумаем, как обследовать ваши суставы. А сейчас, если вы не против, я хотел бы один тут постоять немного…
— Да стойте, стойте, — сказала некрасивая дама с усмешкой и неторопливо ретировалась в сторону проходной.
Меня вдруг осенило: это было что? — порыбалить на пруду бесплатно не бывает? Как минимум за инвалидность? Всё-таки я не понимал, почему в этой деревне так мало просто радушных, добрых, некорыстных людей? Может быть, это по всей стране так? Или даже по всему миру?
Клюнула беленькая сикельва с мой указательный палец. Я постоял ещё минут 20, грустно свернул удочку и ушёл. Поблагодарил на проходной. Обычное: «Поймал ли чего?» — «Да нет, так, мелюзга».
Воспоминание Алины (я этого не помню): у нашего дома-садика случилась тёмно-вечерняя тёплая гроза, и я кружил Алину под дождём на руках, а она смеялась, смеялась.
Мы с Алиной прогуливались по окрестным полям и перелескам. Иногда, после дождя, нападали на грибы. Но грибных мест я не знал и только дивился, какие объёмы чистых, крепких белых несли просцовские алкаши из своих потаённых лесных палестинок. Но я не особенно огорчался. Однажды в лесу мы набрели на совсем маленькую, недавно пробившуюся из земли сосёнку, и мне пришла в голову нелепая идея вырыть её и посадить на нашем огороде. Вырыл. Посадил. Засохла.
Мужичок на улице Лесной, любитель ткать себе в вену эуфиллин от астмы, однажды вызвал на дом. Я взял на вызов Алину, чтобы нам прогуляться и заодно помочь мне, поскольку сам я часто мазал по венам. Инъекцию с горем пополам сделали, за что благодарный мужичок вручил нам банку молока из-под коровы, которую он бесконечно нахваливал. Молоко оказалось горьким.
К началу августа на меня вдруг накатило осознание, насколько же сильно я устал от работы, от этой ужасной нагрузки на две ставки. От этого нескончаемого потока хмурых пациентов, которым я так мало мог помочь; от поездок в Т… на тошные конференции; от проблем с оформлением инвалидностей и тому подобного, а главное — от подобного океану объёма бессмысленной писанины. Я не мог дождаться, когда закончатся последние дни перед отпуском. Я действительно страшно устал.
ЧАСТЬ 5
Глава 1. Дефолт
«Вы говорите: «Сегодня или завтра мы отправимся в такой-то город, будем там целый год торговать и вернемся с прибылью». Говорите вы это, а сами не знаете, что принесет вам завтрашний день» (Послание Иакова 4:13, 14а, Заокский перевод).
Люди живут, ставя для себя цели и достигая их. По достижении цели ставят новую и стремятся достигнуть уже её. Цели маленькие и большие. Без целей жизнь человека перестаёт быть потоком, застаивается, утрачивает свою значимость и очарование; становится сначала скучной, потом бессмысленной, потом — невыносимой.
Летом 98-го моей целью было дотянуть наконец-то до отпуска, чтобы уехать вдвоём с Алиной, моей женой, в Крым, на море. Да не просто на море, а пройти сначала, пускай небольшой, пеший маршрут по горам, по тем местам, где я несколько раз бывал. Я мечтал: Алина всё это увидит и проникнется, и мы станем ещё ближе, от души насладившись в нашем романтическом уединении тамошней красотой. Я понимал, что вдвоём на таком маршруте может быть непросто и возможно даже опасно, но бесшабашность мечты сильнее любого благоразумия.
Алина, как всегда, была готова зажечься от любой моей «светлой» идеи, тем более, что она любила море не меньше меня, и, мне казалось, что и походную жизнь тоже. Мы пребывали в эйфории ожидания, и дни до отпуска тянулись мучительно медленно. В какой-то из вечеров мы сели, чтобы прицельно обсудить организационные вопросы. Годы наблюдения за тем, как пешие походы организует Ирина Ярославовна, сделали такое во мне, что я чувствовал, как организатор, уверенность и превосходство в этом отношении над Алиной. Поэтому меня смутило и внутренне нахмурило то, что, когда я с пылом и безапелляционностью принялся излагать свои соображения о снаряге и меню, Алина меня перебила и высказала по ряду вопросов твёрдое несогласие. Конечно, и она была не в одном и не в двух водных походах и, тем более, как женщина тоже могла вносить коррективы. Но меня насторожила и напрягла та твёрдость, с которой она вдруг встала в оппозицию. Я ожидал, что и тут она проявит присущую ей мягкость, и что, если и возникнут какие-либо разногласия насчёт меню, то она озвучит это просто как разумное предложение, а не будет затевать спор. Помню, мы каким-то образом достигли-таки компромисса без существенных препирательств, но мне было неприятно. Опять, как в том случае со шторами, вдруг возникло