Недостаточно просто понимать истинность этого мистического пути: важно идти по нему. Немецко-американский психолог и писатель Эрих Фромм напоминает нам: «Люди никогда не настраиваются мысленно по-своему на новые способы действий, – они всегда действуют по-своему, стремясь к новым способам мышления»[76]. Вознесение Иисуса к Богу, таким образом, – не пространственная идея, созданная во имя обязательной веры в нее или ее непременного постижения; это, скорее, путь, которым должен пройти каждый из нас. В таком случае задача религии – уже не цепляться за кредо и вероучения, основанные на устаревших представлениях, связанных с внешним теистическим божеством. В Новом Завете наше определение Бога выражалось в скованных временем мыслеформах I века. В символах веры, учениях и догматах развивающейся христианской Церкви – в скованных временем мыслеформах IV века. Верить устаревшим представлениям, обладая человеческим мозгом, – это не знак верности истинному учению, это симптом духовной смерти. Задача религии – не превратить нас в «правоверных», а углубить в нас личное, постичь силу жизни, расширить наше сознание, тем самым явив нам то, чего «не видит око»; и найти человечность, которая выражает себя в способности отдавать – и не подчиняется потребностью в защите. Ее задача не в том, чтобы мы тряслись всю жизнь от страха перед смертью – нет, религия, признав реальность смерти, должна призвать нас выражать нашу человечность столь искренне и пылко, что в этом мы превзойдем даже саму смерть. Это призыв совершенного человека, Иисуса, чье сознание преображено. Если мы последуем за Христом, Он уведет нас за пределы теизма, – но не Бога; за пределы боговоплощения, – но не открытия божественного в нашем сердце; за пределы смерти каждого живого существа, – но не смысла и не цели, ибо вечность уже вошла в тех, кто наделен самосознанием.

При таком понимании Иисуса мне остается только одно. Я должен уподобиться Иисусу и войти в «разум Христов» и в безвременье Бога. Так я и сделал. Но чтобы описать этот процесс и наполнить его содержанием, мне придется вернуться к моей личной и духовной автобиографии. Надеюсь, что она объяснит и даже повторит и духовные биографии моих читателей, и то путешествие, к которому мы все причастны.

Нынешний этап моих исследований я закончу двумя цитатами. Одну я снова заимствовал у Майстера Экхарта: он сказал, что высшее расставание появляется в жизни человека, когда он «расстается с Богом во имя Бога»[77]. Под этой задачей я подразумеваю переход от понимания Бога как внешней сущности к признанию, во-первых, того, что мы – неотъемлемая часть Бога, и во-вторых, что именно это и означает вход в вечность. Не знаю, как это будет выглядеть, но воспринимаю это событие как реальность. Вторая цитата принадлежит Милтону Лерою, одному из двух друзей, которые согласились записывать для меня свои мысли, пока проживали стадии своих неизлечимых болезней. Милтон говорил, что в этой книге должно быть всего два слова: «Бог есть». Я понимаю, о чем он, но мне этого мало. Бог есть, а значит, есть и я. И я есть, а значит, есть и Бог. По-моему, это одно и то же. Спасибо, Милтон, что направил меня.

Мы проделали долгий путь. Рассмотрели переход человеческой жизни от первичного сознания к самосознанию, к религии в ее различных проявлениях, а затем – за пределы религии, к современным формам секулярности. Я старался проводить параллели между путешествием человечества и моим собственным жизненным маршрутом, стремясь показать, как я и сам сперва осознал себя, потом познал религию и наконец вышел за ее пределы. Однако на этом совпадения моего пути с дорогой человечества закончились: я зашел дальше, за пределы новой секулярности, к расширенному сознанию, новой сфере мистического и новому пониманию того, что значит быть человеком. Надеясь, что в моем личном путешествии обнаружится сходство с путешествиями читателей, я полагаю, что часть процесса жизни – движение по этому пути, то есть религия неизбежно оказывается его неотъемлемой частью. Религия – вовсе не конечная цель жизни, вопреки частым утверждениям. Скорее, она – не что иное, как еще одна промежуточная остановка для всех нас, и неважно, говорим мы о человечестве в целом или об отдельно взятом человеке. Я рассмотрю и историю человечества, и мою личную историю, чтобы мы увидели и сходства, и важные различия. Надеюсь, читатели заметят в этом широком новом контексте подробности своих путешествий. Обнародовать настолько личные моменты всегда опасно, но я рассчитываю избежать этих опасностей, рассказав о личном в рамках трех слов: «прятки», «мышление» и «бытие».

Я всегда был религиозным искателем – полагаю, это свойственно всем нам. Это не значит, что все свои ответы я в конечном итоге нахожу в религии, ибо не уверен, что искать их следует именно там. Однако в человеческой природе заложено стремление к высшему и окончательному, и предмет этого стремления люди в настоящее время называют религией. В жизни своей я успел близко с ней познакомиться. За долгие годы мне не раз удавалось даже убедить себя в том, будто я уже нашел разгадки тайн. Всякий раз оказывалось, что я ошибся, но порой бывает неплохо просто сделать вид. Религия, безусловно, допускала такое притворство, чтобы моя жизнь продолжалась. В ней я мог спрятаться и от реальности, и от сложности истины. В то время я этого не знал, но помощь в нашем притворстве всегда была одной из основных функций религии в разворачивающейся драме истории человека, наделенного самосознанием.

Власть религии на протяжении веков была настолько велика, что ей удавалось принудить к следованию одним и тем же условностям все племя, весь народ, всю страну. Для тех, кто пытался делать шаг за рамки, предписанные религией, какими бы ни были эти рамки для их области и эпохи, последствия оказывались печальными. Поначалу наказание принимало форму остракизма, иногда его называли отлучением. Если этого было недостаточно, чтобы приструнить инакомыслящего, тогда единственным возможным выходом оставалась смерть. Такая участь веками постигала всех, кого причисляли к еретикам. Во времена расцвета религиозной власти очень мало кто отваживался, что называется, «бросить веру отцов (или матерей)» или же отказаться от чувства защищенности, предложенного религией. Вот почему религия действовала так авторитетно, и чтобы подкреплять свой авторитет, ей приходилось во всеуслышание претендовать на знание высшей истины. Истеричный характер этих притязаний красноречив, ибо истина, которую не оспаривают и не бросают ей вызов, не может, в конечном итоге, быть правдивой. До сих пор истина и стремление к ней часто воспринимаются как враги «подлинной религии».