Водитель, бросив через плечо тревожный взгляд, открыл дверцу и начал подниматься на ноги. Ева огромным усилием подавила желание вцепиться в край его незаправленной зеленой рубашки и удержать. Тощий сутуловатый человек представлялся ей сейчас последним, кто мог защитить ее от незнакомца с дикими горящими глазами, страшным рычащим голосом и знаком Син' из красного металла на шее. Казалось, он хочет сожрать ее живьем. С костями. Немедленно.

– Помни, приятель, я не занимаюсь ничем противозаконным. И моя Хлоя…

– Тоже, – мягко и сипловато пропел динамик машины. Ева окончательно убедилась: вещь живая.

– Иди-иди… – процедил сквозь зубы незнакомец. Водитель вышел.

Стало так тихо, что Ева услышала собственное дыхание и более шумное дыхание незнакомца. Но он хотя бы уже перестал лихорадочно принюхиваться. Теперь, повернув голову, он смотрел в упор. Она набиралась смелости – открыть рот, спросить наконец, что же ему нужно, или в крайнем случае громко завизжать. Но не успела. Юноша подался вперед и схватил ее за ворот.

– Это же ты! Я уверен был, ты! Мы спасли тебя на свою голову, и ты нас предала! Я знал, почему ты напялила их форму, ты же мечтала об этом, тварь, и…

Он ее встряхнул, да так сильно, что голова девочки запрокинулась. Ева взвизгнула от боли в шее, уперлась в широкие плечи юноши и принялась отпихиваться:

– Пустите! Кто вы… что…

– Парень, пусти ее, или я закатаю тебя в свое сиденье. Поверь, я смогу, – проворковал женский голос из нутра машины. Почти мгновенно Ева ощутила: спинка под лопатками нагревается и становится мягкой, подвижной, начинает напоминать вязкий густой клей. Клей попал к незнакомцу за воротник, принимая форму цепких рук. Юноша глухо зарычал, дернулся и неохотно выпустил Еву.

– Вот же чокнутая… механическая самка!

Ева отползла подальше и забилась в угол. Она даже не пыталась дернуть дверь, хотя Хлоя наверняка бы ее выпустила. Девочка не могла этого объяснить – ведь лучше бы ей уже улепетывать без оглядки, пользуясь шансом, но… Теперь она хотела послушать. Понять. И, сжавшись от страха, ждала.

Незнакомец скинул капюшон, открывая лицо, и еще раз окинул Еву тяжелым взглядом. Затем он повел носом, будто окончательно в чем-то убеждаясь, поскреб переносицу когтями и пробормотал:

– Не может быть…

Он потер виски. Его вид перестал быть таким угрожающим, взгляд уже не казался диким, теперь его скорее можно было назвать растерянным. Будто его самого только что ударили и он вообще не может понять, что происходит.

– Пахнешь почти как она… – Пауза. – Но не совсем. И… ты пахнешь… другим страхом.

Больше он не пытался приблизиться. Низко наклонил голову, вздохнул, начал ерошить волосы. Это тоже было необъяснимо, но… от того, как он сгорбился, Еве стало его жаль.

– Вам плохо? – спросила она, не решаясь протянуть руку. – Я могу помочь?

Он посмотрел на нее опять, и в его глазах читалось недоумение.

– Другая… совсем.

Он с трудом выпрямился, продолжая тяжело дышать. Руки – или все же лапы, Ева все еще не совсем привыкла к тому, как говорилось в Син-Ан, – крупно задрожали.

– Почему же ты так на нее похожа… почему…

– На кого? – допытывалась Ева. – Я вас не знаю. Я клянусь ветрами, я…

– Понимаю. – Он хмуро оскалился. – Верю. Прости меня. Лучше уходи.

Голос вдруг задрожал. Было ли это бешенство, боль или отчаяние, Ева не понимала, но ее не покидало ощущение: что бы он ни говорил, нужно остаться. Незнакомец – то ли в первый миг, то ли позже – произнес что-то важное. Особенное. Дал подсказку, которую ни в коем случае нельзя было упускать.

– Скажите… – медленно начала она. – С кем вы меня спутали? Может, я ее знаю?

– Вряд ли, – отрезал он, стукнул в окно и замахал, подзывая водителя. – Выходи. – Дверца машины открылась. – Я больше не буду тебя преследовать, извини, что напугал. У меня, знаешь ли, неприятности. Но это не твоя беда.

– Я…

Девочка смотрела на приближающегося светловолосого парня, уже не радуясь его возвращению. Ей уже не нужен был защитник. Не совсем понимая, что делает, она подалась к незнакомцу и крепко схватила его за вышитый грубыми нитками ворот.

– Эй, отпусти меня! – рявкнул он.

Окончательно решившись, Ева зашептала:

– Пожалуйста… кто она? Скажите, какая она была, смелая? Смелее меня? Она с вами дружила? Она… СКАЖИТЕ МНЕ, ОНА ЖИВА?… – последние слова вырвались с диким неконтролируемым воплем, скорее напоминавшим рыдание. Незнакомец, чьи ноздри вновь затрепетали, – наверное, теперь от раздражения, – явно ничего не понял, водитель тоже.

– Да, ты точно не она. Ты чокнутая!

Это было последнее, что Ева услышала. Ее сгребли за шкирку и вышвырнули на мостовую.

– Гони!

Синяя машина просигналила, рванулась и бесследно пропала за поворотом.

Падая, Ева разбила губу, по щекам текли слезы. Но плакала она не из-за этого. Девочка дрожала, у нее не сразу получилось даже приподняться на локтях. Она повторяла про себя слова, которые услышала. Повторяла и пыталась осознать.

Мы спасли тебя.

Ты нас предала.

Ты же мечтала об этом.

Могла ли та, кого искал незнакомец, быть…

– Ты в порядке?

Услышав этот голос, Ева села на мостовую, сдула волосы со лба и подняла голову. Сквозь мутноватую пелену различался высокий силуэт в темной форме, и узнать его не составило труда.

– Ло Краусс…

Мужчина приблизился, склонился к ней и протянул руку. Она взялась за сильные пальцы, попытавшись встать; ноги были как водоросли, но она справилась, опершись на плечо офицера. Ева быстро вытерла лицо и улыбнулась:

– Все в порядке. Ничего серьезного. Небольшая неприя… – она осеклась. – Что вы здесь делаете? Как вы меня нашли? Следили?

Краусс продолжал въедливо осматривать ее со всех сторон, но во взгляде определенно показалось смущение.

– Тебя били? – тихо спросил он.

– Я упала.

Коснувшись пальцами Евиного подбородка, Сопровождающий офицер стал встревоженно осматривать рану на губе.

– Так вы следили?

Он страдальчески закатил глаза. Ева невольно улыбнулась сквозь слезы.

– О ветра, какая ты настырная! Пойдем, отведу тебя в медкорпус. Скажешь, что поранилась на тренировке.

Ева торопливо отказалась:

– Не хочу. Само пройдет, ерунда. К тому же у меня будут проблемы, часовые видели, как я…

Она осеклась и задумалась. Невольно задала себе вопрос: что именно знает Рин Краусс? Оставалось надеяться, что немного. Но даже то, чего он не знал, он мог подозревать.