Наряду с собственными религиозными воззрениями монголы чтили также суеверные обычаи и представления народностей, осевших на берегах Волги. Посланцев, прибывших из других мест, для очищения проводили между двумя кострами. Так, по крайней мере, пишет Джованни Плано Карпини[250], рассказывая о своей аудиенции у хана Вату. Так же как и другим посетителям, ему нельзя было наступать на порог.

Взрослого монгола, присутствовавшего при смерти другого монгола, соплеменники сторонились в течение года, хотя обычно ограничивались девятью месяцами. Если дело касалось ребенка – то месяц. По преданиям, печально выглядевшие люди, не важно по каким причинам, не пользовались уважением.

Татары верили, что при помощи специального «дождевого камня», или, как его называли, яда[251], можно наколдовать дождь. Вывешенное для просушки белье следовало беречь от ударов грома.

Монголы очень боялись грозовых разрядов, при наступлении которых они облачались в черные войлочные накидки. Поедание снега и погружение белья в воду запрещались, а если уж осуществлялись, то втайне. К этому следует добавить, что наряду с мусульманским календарем у монголов еще долгое время сохранялось и летосчисление по знакам зодиака.

Бату, как и Чингисхан, а также Угэдей, являлся приверженцем шаманского вероучения своего народа. Поэтому в исламских источниках его называли атеистом, терпимо относящимся к вере.

Наряду с шаманизмом среди монголов на берегах Волги было распространено и христианство, игравшее, по-видимому, относительно небольшую роль. Христианские обряды соблюдались здесь в значительно меньшей степени, чем в Иране. Среди окружения правителей оно было распространено только в зачаточном состоянии, и то только в короткое время правления сына Бату Сартака.

Еще при жизни его отца в Западной Европе прошел слух о том, что Сартак принял веру Спасителя. Поэтому папа римский Иннокентий IV (1243–1254) счел необходимым 29 августа 1254 года, а не в сентябре, как ошибочно пишет Абель-Ремюза[252], в письменном виде поздравить его с этим знаменательным шагом и отправить на Волгу францисканского монаха Вильгельма фон Рубрука.

Этот миссионер, действительно побывавший в Сарае, заявил, однако, что Сартак отклонил предложение публично называться христианином. Сомневаться в правдивости показаний живого свидетеля, каким являлся Вильгельм, нет оснований. Рубрук утверждал, что дружеское расположение Сартака к христианам было связано только с тем, что по пути к великому хану у него останавливались многочисленные христианские, то есть русские, посланцы, вручая ему богатые подарки. Если бы на их месте оказались мусульмане, то в этом случае он и им выказал бы свою благосклонность.

Рубрук не смог в точности удостовериться в вероисповедании Сартака. Исходя из вышесказанного можно только предположить, что монгольский хан был просто дружески настроен по отношению к христианству, так же как и великий хан Гуюк десятью годами ранее. В его окружении тоже, как и у великого хана, находились христианские (несторианские) служащие и священники.

Однако свидетельские показания Рубрука о религиозных воззрениях Сартака, в отличие от многочисленных свидетельств об этом вопросе в отношении великого хана, расходятся с другими источниками.

Христианский исследователь Бар Хебреус[253], так же как и мусульманский ученый Джувайни[254], в частности, уверяют, что Сартак на самом деле принял христианство, а армянские летописцы упоминают даже конфессию, к которой он принадлежал. Правда, они расходятся в своих сведениях. Одни утверждают, что он был крещен и воспитывался, приняв русское, то есть ортодоксальное, христианство[255], а другие говорят о сирийском[256]. В любом случае здесь речь идет о несторианстве.

В то же время правление Сартака продлилось слишком недолго, чтобы он смог обеспечить христианству главенствующую роль. Вскоре после его смерти к власти пришел

Берке, который был мусульманином и руководствовался в своей политике исламским учением. Как и у всех монгольских правителей, у него имелась передвижная часовня, точнее, подвижная мечеть. Он очень неприязненно относился к действиям Хулагу, направленных против халифов.

Берке отказался от причитающейся ему пятой части военной добычи, взятой в Багдаде, и пошел на заключение альянса с Египтом против ильхана. При этом с подачи мамлюкского султана Бейбарса он особо подчеркнул, что ставит исполнение религиозного долга выше связывающих его с Хулагу уз кровного родства. Несмотря на все разногласия с ильханом, еще в 1260 году Берке добился от него разрешения на постройку мечети в Тебризе.

Обращение Берке в мусульманство произошло намного раньше, еще в сороковых годах XIII столетия. Другие источники утверждают, что это произошло во время возвращения с выборов Монке, то есть в 1252 году. При этом наибольшее влияние на него оказало мусульманское богословское учение Бухары, в особенности речи трудившегося в этом городе Шамсуддина аль-Бухари, или Шаме ад-Дина Шаифа[257], умершего 20 октября 1261 (24-го числа месяца зуль-каада 659 года хиджры). С того времени среднеазиатский ислам как развитие исламского учения пророка Мухаммеда оказывал существенное воздействие на жизнь Кыпчака вплоть до XIX столетия. При этом наблюдалось и влияние Египта.