Андерсон перевел взгляд на стену. Он не торопился со следующим вопросом. Тишина всегда была хорошим помощником: легче вывести свидетеля из равновесия. Андерсон изучал фотографии — черно-белые и цветные, они были развешаны без всякой системы, и все — в разных рамках. Некоторые были просто фотокопиями снимков, помещенных в местных газетах. Андерсон подошел поближе и вздрогнул. Похоже, что для сбора пожертвований кто-то даже залез в ванну с червями.

Свой следующий вопрос он задал быстро:

— Элизабет-Джейн Фултон. Вы ее знаете?

Священник посмотрел на него.

— Не думаю, что знаю. Знал.

— Возможно, это освежит вашу память. — Андерсон достал фотографию Элизабет-Джейн и передал О’Кифу.

Прежде чем вернуть снимок, О’Киф долго его разглядывал.

— Я действительно не помню эту девушку. Мне очень жаль. Она тоже была жертвой?

— Да.

Макалпин вздохнул, как будто все это ему уже надоело.

— А ее родители считали, что вы знакомы… Вас это не удивляет?

Взгляд голубых глаз О’Кифа переместился с Макалпина на Андерсона. Тот не отрываясь смотрел на него в упор.

— Вы можете это объяснить? — не унимался Макалпин.

— Нет. — Он закусил губу. — Не представляю, кто может так считать.

Андерсон откашлялся.

— Как хорошо она знала преподобного Шанда? Он был ее духовником. Он ведь член вашего комитета?

— Эндрю? Да. Сейчас он уехал отдохнуть. На Майорку. Или Менорку? Он любит наблюдать за птицами.

— А не могли бы вы нам сказать, где были сами в воскресенье ночью и понедельник утром? — спросил Макалпин, взглядом показав Андерсону, чтобы тот записал ответ.

— Надо подумать. Воскресенье ночью, сейчас… после литургии я заезжал в клинику «Уэстерн» навестить друга. Потом отправился домой, заглянул в «Портерз» и выпил там диетической кока-колы — я причащал вместо коллеги на Роуз-стрит. Это было в восемь, значит, примерно в полдевятого я был дома. — О’Киф пожал плечами, но уже не так уверенно.

— А дома после двенадцати вы были одни?

— Для священников в этом нет ничего удивительного.

— Не для всех, отец О’Киф, — возразил Макалпин.

— Это не смешно, старший инспектор Макалпин! — В голосе О’Кифа прозвучало возмущение.

Макалпин продолжал, не извинившись:

— А что здесь вообще такое? — Он подчеркнуто внимательно оглядел весь кабинет. — Как здесь организована вся работа?

О’Киф вновь переключился на дружелюбный тон.

— Мы — зарегистрированная благотворительная организация, и пока достаточно хорошо финансируемая. — Он тронул деревянную панель. — Сборы от лотереи позволили нам приспособить здание церкви для своих целей. Обслуживание осуществляется местной фирмой по себестоимости, то есть почти даром. Для нас это очень существенная помощь. Что касается управления организацией, то оно осуществляется в установленном порядке. У меня нет собственного прихода, я работаю здесь все время, а местные представители самых разных конфессий помогают мне.

О’Киф обернулся и посмотрел на фотографии, не скрывая гордости.

— Это я, а это раввин Шаффер. Это преподобный Шанд… — кивнул он на фотографию высокого худого мужчины в пасторском воротничке — слишком старого, чтобы быть Кристофером Робином. — Отец Флинн, преподобный Уильям Макдоналд. — Два упитанных пожилых священника дурачились: один взгромоздился на бункер, другой стоял на скейтборде. Ниже была вырезка из местной газеты: они играли в футбол.

— Вы все здесь с самого открытия приюта?

— За исключением Джорджа. То есть он здесь давно, но официально зачислен сюда только два-три месяца назад. — О’Киф вздохнул с печальной улыбкой. — Он недавно потерял брата, и у него появилось время. И я вряд ли смогу что-нибудь добавить к сказанному.

Макалпин наклонился вперед, и его голос стал очень тихим.

— Отец О’Киф, подумайте, пожалуйста, что еще вы могли бы нам рассказать о его личных мотивах? Пока нам известны только слухи и домыслы.

О’Киф закусил губу.

— Насколько мне известно, Джордж приехал сюда после смерти своего брата. Алесдер какое-то время пытался справиться со своими проблемами, но, в конце концов, наложил на себя руки. Джордж никогда не рассказывал о подробностях трагедии, а я не расспрашивал. Эти обстоятельства заставили его перебраться сюда и жить, как он сам выразился, «в реальном мире».

— А как он здесь уживается? Он ведь приверженец такой строгой веры.

— Меня это тоже обеспокоило, когда он обратился с просьбой примкнуть к нам. Обычно считается, что все приверженцы Западной пресвитерианской церкви ни за что не потерпят того, чем мы здесь занимаемся. Но, — О’Киф улыбнулся, — на самом деле нетерпимость проявляем мы сами. С Джорджем все в порядке. Он знал, что должен попасть в реальный мир. Ему было нелегко поселиться здесь после продажи земли, на которой его семья трудилась столько лет. Но мне кажется, что там просто ничего не осталось, что могло бы его удержать. — Священник кивнул. — Джордж — хороший человек.

— Думаю, что это все, — сказал Макалпин. — Мы не будем вас больше задерживать.

Андерсон заглянул в свои записи.

— Еще один вопрос, — сказал он, когда О’Киф поднялся. — Пища у вас готовится здесь. Вы используете ножи. В последнее время ничего не пропадало?

О’Киф резко выпрямился и стукнулся головой о скошенный потолок.

— Нет. Они запираются в старом стеклянном шкафу-витрине. Все ножи пронумерованы. Двое поваров, которые готовят суп, служили в армии, и ножи у них всегда очень острые. Но все ножи на месте и никогда не пропадали.

— А где вы держите ключи от шкафа?

— На крючке около шкафа. — О’Киф, похоже, не видел в этом ничего странного.

Когда Костелло покинула квартиру Лорны Шо, было уже час дня. Она решила не возвращаться через тоннель под Клайдом и свернула налево, к парку «Поллок», надеясь уединиться в тишине и спокойствии на зеленом газоне. Она родилась в южной части города, всего в нескольких сотнях метров отсюда, но в социальном плане это была обратная сторона луны.

Она проехала мимо школы верховой езды «Дабрек», где под моросящим дождем паслись толстые лохматые пони, затем показались полицейские конюшни: лошади там были крупнее и представительнее. Когда она наконец добралась до стоянки, мелкий дождь прекратился и солнце раздумывало, стоило ли ему выглянуть. Два туристических автобуса выпускали своих пассажиров. После быстрого знакомства с «Жокеями под дождем» Дега они выстроятся в очередь перед местным кафе. Она вышла из машины и облокотилась на изгородь, прислушиваясь к мерным деревенским звукам — коровы жевали сено.

Уинфрид достала конверт из кармана пальто и вскрыла, подумав, что начинает понимать Шона, но не улавливает, какое место отводится во всей этой истории светловолосой красавице. Может, они были вместе, а потом, когда он оказался в тюрьме, она бросила его? Или они так и остались вместе и теперь мстят за все пережитое? Любая из версий вписывалась в теорию Баттена. Она вполне совмещала того Шона, каким его описывала Лорна Шо, с Шоном из досье. Но этот образ не вязался с убийством Молки Стила и с той жестокостью, с которой Шон превратил его тело в бесформенную массу. Она заметила, как одна из коров уставилась на нее темными, как сливы, глазами. Костелло выдержала взгляд, но отошла от загородки. Нет, все-таки много у нее с Шоном было общего. Правда, Шона всегда окружали друзья, да и персонал к нему хорошо относился. С ним рядом всегда был человек, готовый поддержать и помочь. А про себя она сказать этого никак не могла.