— Квартира оформлена на девушку. Она отрицала, что в доме есть что-то, что могло навести нас на след. Проводить обыск… сами понимаете…

— Я ничего не понимаю из вашего лепета, Вишняков! — Его нижняя челюсть ходила туда-сюда, словно Рябов пытался подточить еще и зубы вместе с карандашами. — Вы установили личность вора? Того, что вынес компьютер погибшего?

— Никак нет.

— Да какого черта, Вишняков?! — взревел Рябов, подскакивая. — Когда уже будут результаты?! Вам соседка этой девчонки дала потрясающую наводку. Назвала номера машины, цвет, предположительный год выпуска. Даже имя его назвала — Вольдемар. Важную примету указала — отсутствие верхнего клыка. Какого черта вы до сих пор не установили личность? Я вас спрашиваю! Мне писать рапорт о вашем полном служебном несоответствии, или все же вы дадите мне хоть какую-то стоящую информацию?!

Вот сейчас, вот в этот самый момент Вишняков вдруг вспомнил Тамару. Вспомнил, как она проклинала его неблагодарную работу. Из-за которой она все время оставалась одна, потому что его постоянно вызывали. Из-за которой у него все время было отвратительное настроение, он часто грубил ей и редко когда бывал ласков. Из-за которой она так и не смогла продвинуться по карьерной лестнице. Поскольку Вишняков не мог с ней делиться тайнами следствия.

Вот права она была! Точно права! Не стоило оно того, чтобы лишаться семьи, лишаться доброго имени. Рябов полномочен. Он может сделать ему гадость, и не одну. И плевать ему, что Вишняков не спит толком уже много недель подряд. Ему результат подавай, а он станет карандаши подтачивать.

Твою мать, а…

— Что касается транспортного средства, товарищ подполковник, — вместо гневной тирады, рвущейся с языка, произнес Вишняков, — мы установили, что это за машина. И кому она принадлежит.

— И кому же? Кому? — Он отпрянул от края стола, развалился в кресле, как в шезлонге. Даже сделал дирижерские взмахи руками.

— Она принадлежала Степанову Александру, который впоследствии, после развода родителей, поменял фамилию. Взял фамилию матери. И стал Горловым.

— Горлов, Горлов… — Рябов наморщил лоб. — Это который погиб? Которого убили?

— Так точно. Машину ему купили еще, когда он учился в школе. Оформили сразу на него. Ездить толком он на ней не ездил. Не было восемнадцати. Со слов матери, давал друзьям покататься. Имен она не знает. Там вообще, товарищ подполковник, в этих благородных семействах странно все обстоит. Друзей и подруг своих сыновей они не знают. Чем занимались их сыновья, толком никто не сказал. Чем жили, чем зарабатывали — тоже.

— А Симаков? Он же вроде филиалом отцовской фирмы заведовал?

— По бумагам — да. Но на работе его никто никогда не видел. Что-то было в этом компьютере. Что-то важное. А вот что? Зачем он понадобился злоумышленнику, который разъезжает на машине погибшего парня?

— Да, кстати, по машине. — Рябов небрежно помотал кистью в воздухе. — Что мать Горлова говорит по этому поводу? Куда подевалась машина? Почему она оказалась в чужих руках?

— Она вообще ничего не знает о машине. Сын несколько лет жил в Германии. Машину перед этим кому-то отдал. В аренду, как сказал матери. Она не вникала. Когда вернулся, купил себе другую машину. Дорогую, новую. Про ту даже не вспоминали никогда. Удивилась, что она вообще еще на ходу. Кому мог отдать, с кем общался перед отбытием в Германию, она понятия не имеет. Объявленный план «Перехват» пока не дал результатов.

— Снова тупик, хочешь сказать? — брюзгливо отозвался Рябов, снова переходя на «ты», и потянулся к карандашам, начав расставлять их по росту. — Какой-то замкнутый круг, понимаешь! У нас под носом ходит какой-то дядька, творит гадкие дела, а мы его схватить не можем. Может, это все-таки Власов?

Вишняков счел за благо промолчать. Не рассказывать же Рябову, что Власов последние недели безвылазно находится в каком-то тайном убежище Людмилы Рыжих. То есть имеет стопроцентное алиби. И Ольга Королёва была уверена, что убийца не Власов. И не он похитил ее из квартиры.

Вспомнив о ней, Вишняков снова помрачнел.

— Прощу прощения, товарищ подполковник — проговорил он, поглядывая на дверь и на часы на левом запястье. — У меня сейчас назначена встреча. С некой Анной Леонидовной Востриковой — учительницей биологии. Может, она прольет свет на события шестилетней давности.

— О как! И чем же она может помочь? Дать тебе урок анатомии? — развеселился Рябов.

— Никак нет, товарищ подполковник. По имеющейся информации, у нее был роман с Горловым, тогда еще Степановым.

— Откуда информация? — нахмурился Рябов.

— Королёва сообщила еще, когда я в командировке был.

— А чего так затянул?

— Так Востриковой не было в стране. Она проходила лечение.

— Где?

— В Германии. По информации, в Германии.

— О как! Связь, нет? Роман со Степановым-Горловым. Потом он едет в Германию, а затем и она. Что? Любовь не прошла?

Вишняков думал об этом. И совпадением этот факт не считал. Он в них вообще никак не верил — в совпадения. Но нужно было увидеть эту Вострикову. Мало ли, может, и из его правил случаются исключения…

Она сидела, спрятав лицо в высокий воротник короткой меховой шубки, на скамье возле его кабинета с неестественно выпрямленной спиной и остановившимся взглядом. Если бы не дыхание, приводившее в движение ее грудь, можно было подумать, что перед его кабинетом кто-то оставил восковую фигуру. Восковую фигуру стройной, красивой женщины с красивым несчастным лицом и изящными пальцами, унизанными серебряными кольцами.

— Анна Леонидовна? — остановился возле нее Вишняков.

— Да, — еле разлепила она губы, отвечая. Даже головы не повернула в его сторону. — Это я — Анна Леонидовна Вострикова.

— Пройдемте.

Она поднялась медленно, пошла впереди него. Спина прямая, голова высоко поднята, руки прижаты к высокому вороту короткой шубы. Села на предложенный стул, красиво подогнув ноги. Глянула на него.

— Что вы хотели, товарищ майор? Что вы хотели от меня? — произнесла она, не сводя с него затравленного взгляда больших карих глаз.

— Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

Он вдруг засмущался. Он не знал, с чего начать разговор. Эта женщина была какой-то другой, она не была похожа ни на одну фигурантку. А он их перевидал в этом кабинете сотни полторы, не меньше.

Вострикова была невероятно красива. И, кажется, знала об этом. Но вряд ли этим пользовалась. В ней чувствовалась какая-то надломленность. Будто где-то глубоко внутри ныло что-то и не заживало, очень мешая быть счастливой.

— Вы были знакомы с Горловым Александром? — осторожно начал он допрос. — Ранее у него была фамилия…

— Не трудитесь, я знаю, кто это, — перебила она его, и губы ее дрогнули. — Я все о нем знаю, майор. Все!