Ансгару следовало бы об этом знать и помнить…

* * *

Слуги показали Овсеню, как найти комнату, где расположились его жена с дочерьми и не отстающий от них маленький домовушка Извеча. Идти в комнату следовало по каменному полу, и сапоги гулко стучали, хотя сотник старался ступать аккуратно. Тем не менее Всеведа услышала эти шаги и вышла за дверь сама. И палец к губам приложила.

– Тише, спят все…

Сотник кивнул. Все то время, что мужчины обсуждали у Ансгара положение вещей, Овсень места себе не находил. Возвращение Всеведы и ее слова ясно дали понять, что произошло нечто, что не всем следует знать, и потому жена пришла, чтобы его предупредить. Она сказала, что о Хозяине говорить не следует, и эти слова относились не ко всем собравшимся, а в первую очередь к Овсеню, и теперь ему хотелось узнать, что произошло. Мало того несчастья, что постигло старшую дочь, теперь и с младшей что-то происходит. Могло ли это не беспокоить отца?

Всеведа взяла его за руку и вывела в другой конец длинного коридора на открытую галерею, откуда открывался вид на двор и на ворота. На галерее никого не было, кроме рыже-белой кошки, животного, редкого в домах русов, но обычного и даже почитаемого в урманских домах. Люди во дворе не слышали русов, и разговаривать можно было спокойно.

– Что-то случилось? – спросил сотник.

– Я Заряну сон-травой напоила. Прямо у забора собрала и заварила в чашке. Теперь она дня два спать будет. После всех переживаний ей отдохнуть нужно.

– Это хорошо, пусть отдыхает, – согласился отец. – Но ты не поэтому к нам приходила…

– Конечно, не поэтому, – согласилась мать. – Я сначала просто уложила, без травы. Она спать и без того хотела. А в постель уже так долго не ложилась. Мы в башне на холодном полу сидели. В сырости и гнили. Спали, друг к другу прижавшись. До этого в лодке в сырости. Промерзали и промокали в шторм, и укрыться было нечем. А тут – и тепло, и постель. Я даже окно открыла. Ветерок, хоть и не с моря, но прохладный пошел. Я и сказала, чтобы она укрылась. И вовремя обернулась…

– И что?

– И увидела…

Всеведа замолчала, не зная, как объяснить, что произошло.

– Что увидела? – настаивал он.

– В кровати в ногах медвежья полость лежала. Заряна глаза приоткрыла, на полость посмотрела, и та сама, без ее помощи поднялась и укрыла ее. Она одной мыслью, одной верой в то, что она это сделает, делает… И так может сделать все, что хочет.

– Значит, она…

– Значит, она – Хозяин…

Совсем другой поступью, не так, как сотник, прошел по коридору неслышимый и вышел к мужу с женой маленький домовушка Извеча.

– А кто такой Хозяин? – спросил он. – И хозяин чего?

– Ты видел, как Заряна взглядом медвежью полость подняла? – спросил сотник.

– Я, дядюшка Овсень, не смотрел, но, если укрыта, значит, подняла. Она всегда так делает. Посмотрит на что-то, и это к ней в руки идет.

– И дома еще? – спросила Всеведа.

– И дома тоже…

– Как же мы не видели?

– А при вас она так не делала. Боялась, что ленивой назовете. Я тоже ее ленивицей дразнил, она обижалась… А что, другие люди так разве не могут?

Овсень переглянулся с Всеведой.

– Значит, так… – сказала она. – А я-то думала, как быстро Заряна учится у меня. Я заклинания читала, Заряна повторяла. И все получалось. Оказывается, заклинания и не нужны были. Она своей мыслью печати ставила. Хотя могла и не ставить. Сварог милость к ней проявил, не дав познать своих сил. Если бы она знала, она уничтожила бы колдуна.

– Может быть, хорошо бы сделала…

Всеведа глянула хмуро.

– Хорошо его уничтожить, с этим я соглашусь. Но при этом наша девочка стала бы в какой-то своей части самим Гунналугом, потому что забрала бы у него и дурные, и хорошие свойства. И поняла бы уже, что она в состоянии делать. И это было бы только началом…

– Но здесь есть и хорошая сторона, – напомнил Овсень. – Наверное, она сможет и Добряну вернуть в прежний облик? И с тебя эту противную сеть Гунналуга снять…

Всеведа думала недолго.

– Сможет наверняка. Если захочет, то сможет. Но это уже даст ей толчок, который заведет нашу девочку неизвестно куда. Она может стать угрозой не только злым силам. Она может стать угрозой всем и всему, и мы с тобой будем проклинать тот день, когда я произвела ее на свет… Это слишком большая цена за мое освобождение от сети и за возвращение Добряны в человеческий облик. Сейчас страдаем только мы с Добряной… Ну и ты с Велемиром… А потом все люди страдать будут…

– Она добрая… – не согласился Овсень. – Она не может быть угрозой всем и всему…

– Дело здесь не в доброте. Дело в вере. Если она поверит, что умеет материализовывать свою мысль, жди беды…

– Не понимаю… – пожал плечами сотник.

– Если она пойдет, скажем, по улице, а навстречу ей побежит собака, и она подумает, что собака может ее укусить, собака ее обязательно укусит. Если она, разжигая печь, подумает о пожаре, дом обязательно сгорит. Если она, отправляясь с нами в плавание домой, в шторм подумает, что ладья может утонуть, ладья утонет. Главное, чтобы она сконцентрированно думала.

– Это как?

– То есть думала только об одном, упорно, и не допускала в голову другие мысли. Ни одной посторонней мысли. Пока у нее это интуитивно получается. В полусне других мыслей, кроме медвежьей полости, не было. Среди людей, среди шума других мыслей много. Она еще концентрироваться не умеет. Иногда только получается. Например, от испуга. А если научится, это станет привычкой. Она будет все делать, не задумываясь, без старания. И все будет получаться. Поверит, что гора может перейти через море, и гора перейдет.

Овсень на это только головой покачал.

– И что же делать?

– Не давать ей повода думать, что она на что-то способна. Больше ничего не сделаешь. Не подпускать ее к ситуациям, когда она что-то должна решать.

– Можно еще ее силы печатью запечатать… – сказал вдруг Извеча.

Всеведа с Овсенем замолчали.

– Можно? – спросил Овсень у жены.

– Наверное, можно… Но кто такую печать сделает, что сдержит силы Хозяина… Как мне нужна сейчас моя книга! Больше, чем колдуну нужна!

– Извеча… – позвал сотник.

– Слушаю, дядюшка Овсень.

– Ты должен беречь себя. Ты сейчас один остался, кто держит всю книгу в голове…

– А дома мы вместе с тобой напишем ее заново, – сказала Всеведа.

– Конечно, напишем, тетушка, – согласился добрый домовушка…

* * *

Дварфы пришли, как и обещали, ночью, уже в темноте. Вечером все улеглись спать рано, понимая, что ночью выспаться не удастся, поскольку ночью будет проходить основная подготовка к собранию бондов. Кроме того, на ночь были намечены имитация пожара и разведка в места, где, по сообщению Гунналуга, содержали ярла Фраварада и пленных русов. Ночью же решено было выставить подвижные посты вокруг имения, чтобы никто посторонний не приблизился к дворовому частоколу и не смог разобрать, действительный пожар бушует в доме или только во дворе горит большой костер.