– Я не думаю, что это хорошая идея. Мы с мамой подумывали отправить ее на ночь в тетушке Эрин. Правда же, Сара?

Я впервые услышала о планах родителей на мой счет.

Марджори проговорила:

– Так нельзя делать. Не пойдет. Если Мерри здесь не будет… – Она остановилась и повторила: – Если Мерри здесь не будет, кто-нибудь пострадает. Сильно пострадает. Этот человек будет ощущать все то же, что чувствовала я прошлой ночью, отныне и во веки веков.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду вот что: я не знаю, кто именно пострадает, но точно знаю, что экзорцизм не сработает, а кому-то сильно не поздоровится. Поэтому нам нужна Мерри.

Папа поднялся и в два шага оказался рядом с Марджори, нависнув над ней, как огромное дерево.

– Кто это говорит – демон?

– Нет. Это я советую.

– Откуда ты знаешь, что подобное произойдет?

– Я уже объясняла. Я просто знаю это. Все эти мысли и образы рождаются у меня в голове.

Папа начал сильно тереть лицо, будто хотел стянуть его. Он устремил взгляд в потолок.

– Как бы я хотел, чтобы отец Уондерли был сейчас с нами. Он много раз мне говорил, что нельзя верить ее словам, потому что демон будет вводить нас в заблуждение. – Он опустил взгляд на Марджори. – Солнышко, прости, я не уверен, чему я должен верить.

Марджори заметила:

– Но ведь отец Уондерли, Барри и все остальные в последний раз настаивали на присутствии Мерри в комнате. В чем разница? На мой взгляд, они захотят, чтобы Мерри снова была со всеми. От этого же выиграет телепередача.

Папа пробормотал:

– У них были на то свои причины.

Марджори захохотала.

– Ах, так они все же хотели, чтобы она присутствовала при этом? Я только строила догадки. Почему же тогда они притащили ее туда? Чтобы я ощущала любовь и поддержку от Мерри? – Марджори вырвалась из объятий мамы и соскочила с ее коленей. Она зашла за кресло мамы и завернулась в белое кружево оконной занавески. Марджори закрутила себя в тканый кокон. Сцена напоминала ту ночь в картонном домике, когда она закуталась в мое одеяло. Только через занавеску в гостиной все-таки проглядывал контур лица сестры, пускай черты лица и были скрыты.

Папа сказал:

– Марджори, прекрати. Вылезай.

Мама не двинулась с места. Когда она заговорила, она будто бы направляла свои слова в центр комнаты.

– Да, мы уже переговорили с отцом Уондерли и Барри по поводу завтрашнего дня, но мне наплевать на их слова и пожелания. Я не хочу, чтобы Мерри присутствовала при экзорцизме. Я не хочу, чтобы она видела, что с тобой происходит. Я не хочу, чтобы она видела, через что тебя вынуждают пройти. Я не хочу, чтобы она увидела тебя такой, Марджори. Я беспокоюсь о том, как влияет все происходящее и на тебя, и на Мерри.

Все еще завернутая в занавеску Марджори произнесла:

– Это поможет мне, мама, и всей нашей семье. Сама убедишься в этом. Но только если Мерри будет там. Если ее не будет, я не буду с вами заодно. Я не буду следовать вашим указаниям и не буду делать то, о чем вы меня попросите. Я закрою глаза и заткну уши, когда отец Уондерли начнет обряд. Я разденусь догола, чтобы вы не могли снимать меня. Если это не сработает – я уничтожу камеры. Всем придется плохо.

– Марджори… – Папин голос становился громче.

Марджори прислонилась к стене рядом с окном.

– Если привяжите меня к кровати – буду орать, кричать, материться и произносить такие богохульства, что отцу Уондерли придется обойтись без звука. И затем кто-то пострадает.

Папа начал грубо выдергивать Марджори из занавески, взывая к нечистой силе. Начала вопить и мама, она просила его остановиться, кричала, что он делает Марджори больно. Мама ухватилась за руку папы и попробовала оттащить его в сторону. Он взревел и вырвал руку из ее хватки. Мама продолжала сопротивляться. Она била его, царапая ему руки. К родителям подбежали Барри и Кен и попытались их разнять.

Как бы это банально ни звучало, я помню эту сцену словно в режиме замедленной съемки. Моя жизнь как видеозапись, которую я постоянно замедляю и хладнокровно препарирую. А может быть, моей оперативной памяти не хватает на обработку всей этой информации, поэтому, чтобы не сломаться окончательно, мне приходится все искусственно замедлять.

Четверо силящихся перекричать друг друга взрослых толкались на одном месте, а рядом с ними вокруг Марджори колыхалась занавеска, как раздуваемые ветром языки пламени. Сестра скалилась через тонкую кружевную ткань. Наконец, занавеску стащили с ее лица. Ткань полностью сорвали с окна.

Марджори кричала:

– Да послушайте меня! Я пытаюсь спасти вас всех, хотя и не уверена, что получится. Мерри будет мне в помощь!

Все это время я твердила, что хочу присутствовать при экзорцизме, но никто меня не слушал. Наконец, во мне что-то надломилось, и я зарыдала, умоляя всех остановиться. Плач вскоре сменился истошным воплем, и я уже не могла остановиться.

Взрослые наконец-то услышали меня и прекратили свою возню. Я задыхалась от слез. Мама кричала мне, чтобы я перестала, и что со мной все в порядке. Папа плакал и извинялся. Марджори с отсутствующим взглядом уселась на пол и запихнула себе в рот кончик занавески. Барри и Кен отступили за камеры, обратно в холл.

Мама взяла меня на руки и убежала со мной в ванную. Там она посадила меня на унитаз и попросила наклонить голову. Мама смочила холодной водой полотенчико и положила его мне на затылок. Из гостиной раздавалась молитва папы. Он нечленораздельно, очень быстро бормотал слова, проглатывал пропуски между словами и окончания предложений, так что я не могла ничего разобрать. Слова стекали по моей спине вместе с каплями холодной воды.

В утро дня экзорцизма я не пошла в школу. О том, что меня оставляют дома, я узнала в самый последний момент. Меня никто не предупредил. Никто не спросил меня, хочу ли я остаться. Даже если бы я хотела пойти в школу, меня все равно не подняли вовремя.

Когда я проснулась, было больше девяти часов утра. Сначала я разнервничалась. Мне показалось, что я всех подвела. Но в моей кровати все еще спала мама. Она даже не шелохнулась, когда я осторожно выбралась из кровати и выскочила из комнаты прямо в трениках и толстовке.

Марджори спала у себя, спиной к двери. Я заглянула и в родительскую спальню. Папы там не было. Я сходила на террасу и приподняла черную ткань на окне, чтобы посмотреть на передний двор дома. Папиной машины не было.

Я спустилась вниз позавтракать и обнаружила там Кена, сидящего в одиночестве на кухне с чашкой кофе, ноутбуком и записной книжкой.

Он поприветствовал меня:

– Доброе утро, Мерри.

– Привет.