— Подождите, можно мне ее еще подержать? Пожалуйста…

— Ну разве что немножко, — милостиво позволила та и протянула ему сверток обратно.

Он осторожно принял девочку и прижался щекой к крошечному личику.

— Зато теперь когда она будет плакать, сразу кладите ее себе на грудь, вот увидите, будет лучше чем на маме успокаиваться! — посоветовала медсестра.

А Макар теперь точно знал час, минуту и секунду, когда его жизнь треснула и раскололась на две части, «до» и «после».

***

Он забрал Эву из роддома и стал приезжать за город еще раньше. Зоя Николаевна, помощница по дому, помогала Эве с девочкой, но Макар чувствовал себя спокойно только когда находился там, рядом с ними. Поначалу он уезжал на ночь в город, но в пустой квартире чувствовал себя настолько неуютно, что однажды заявил Эве, что сегодня он ночует у себя наверху, потому как валится с ног от усталости, и она ничего не ответила, лишь глаза отвела.

Эва пробыла в роддоме шесть дней, все правильно, ее девочка родилась раньше срока на две недели, хоть Макару и объяснила заведующая отделения неонатологии областного перинатального центра, что в тридцать восемь недель это нормальный доношенный ребенок.

Эва кормила дочку грудью, поначалу она старалась не делать этого на глазах у Макара, но однажды он вошел к ним в спальню и застыл, завороженный этим зрелищем. У Эвы не хватило духу его выгнать, он сел на пол у кровати и положил голову на сложенные в локтях руки, снизу вверх глядя на обеих девочек. Макар любовался выражением лица Эвы и втайне замирал от распиравших его чувств. И не только чувств.

***

Звонок Алены застал его врасплох. Мак с удивлением понял, что заявленные две недели давно прошли, при этом он напрочь позабыл о жене, потому ответил довольно сдержанно. Алена болтала как ни в чем не бывало, как будто это норма, когда супруги не общаются неделями.

— Милый, я продлила пребывание в отеле еще на неделю, тут совершенно потрясающая детокс-программа. Ты не хочешь все-таки присоединиться?

— Нет, я не приеду, Алена, и ты скорее возвращайся. Думаю, нам есть о чем поговорить, я считаю, наш брак себя изжил.

Молчание в трубке, а потом непривычный металлический тон:

— Конечно, любимый, я вернусь, и мы поговорим.

Макар задумчиво покрутил в руке телефон и завалился спать. Но спать ему не дали. Малышка плакала весь вечер. Макар спустился вниз, потирая глаза, Эва тоже была вся зареванная.

— Что делать, Мак, может у нее что-то болит?

Он взял девочку на руки и когда увидел, что ее глазки полны самых настоящих слезинок, сердце сжалось от жалости. Через пять минут заведующая отделения неонатологии областного перинатального центра садилась в присланную за ней машину, скорее всего, от души матерясь на Макара и Кравченко. И через двадцать минут входила в холл дома, где Мак качал на руках плачущую девочку. Его совсем не раздражал ее крик, напротив, было до ужаса ее жаль, Макар на все был готов, чтобы только помочь малышке.

— Не плачь, маленькая, скажи, что у тебя болит? — допытывался он, и ребенок ненадолго затихал от звука его голоса.

Эва следила за ними, кусая губы. Высокая и дородная Ирина Кимовна отобрала у Макара девочку, и та сразу притихла, испуганно глядя на незнакомую тетку. Ирина Кимовна слушала, измеряла, взвешивала, расспрашивала, и когда вынесла вердикт, Мак решил, что ослышался.

— Она голодная.

— Но я все время прикладываю ее к груди, она отворачивается, — возразила Эва.

— Правильно, потому что там пусто. У вашей жены не хватает молока, — объяснила Кимовна Макару, который ошалело потирал лоб, — ребенок недоедает.

— Она голодная, — эхом повторил Макар и направился к выходу, — мы заморили ее голодом.

— Он что, на родах был? — подозрительно спросила Ирина, глядя ему вслед. Эва кивнула, и ему вслед донеслось: — Какой дурак придумал этих чокнутых папаш на роды пускать? Они и так не в себе, а потом совсем пришибленными делаются.

Но Макару было начхать, он уже садился в машину, чтобы ехать в ближайший круглосуточный супермаркет и через полчаса вернуться с целым ящиком детской молочной смеси. Эва кормила дочку из бутылочки, та жадно причмокивала и обиженно всхлипывала, упрекая взрослых в недогадливости. Макар лежал не кровати рядом с ними, а когда малышка уснула, выпив все до последней капли, уткнулся Эве в ладонь и облегченно выдохнул.

Она протянула руку и нерешительно взъерошила ему волосы, и Мак сказал негромко:

— Я хочу ребенка. Эва, я должен дать твоей дочке свое имя.

В кармане завибрировал телефон, Макар взглянул на экран. «Любимая жена». Подхватился, чтобы не разбудить уснувшую девочку, и вышел в коридор.

— Мак, я тут думаю над тем, что ты мне сказал, давай поговорим. Включи камеру.

— Не надо обдумывать, Ален, и говорить мы сейчас не будем, я очень устал, у меня завтра самолет. Возвращайся, поговорим вживую.

Мак отбился и снова посмотрел на экран. «Любимая жена»? Вспомнил, это Алена вроде как в шутку потребовала показать списки его любовниц, и он просто отдал телефон. Она долго рыскала по перепискам, а потом переименовала контакт «Аленка» в «Любимую жену». Макар перебил контакт на «Алена» и вернулся в спальню.

Эва уже переложила дочку в кроватку, а сама поправляла ей одеяльце. Подколотые волосы открывали тонкую шею, прядь волос выбилась и свешивалась вниз, оттеняя нежный профиль. Мак стоял и смотрел, а кровь уже стремительно неслась из всех стратегически важых жизненных точек в одну. Вниз.

В последнее время он все чаще чувствовал волной вздымающееся желание, и если по отношению к беременной Эве Мак решительно запрещал себе даже мысли на этот счет, то сейчас сдерживаться было все сложнее и сложнее. Она стала настолько притягательной, близкой и женственной, что Макар на полном серьезе задумался о стройке бассейна. С ледяной, желательно, водой.

Ее высокая полная грудь сводила с ума, тонкий знакомый аромат засел в подкорке и не желал выветриваться, и Макар не смог совладать с собой. Подошел сзади и утопил лицо в волосах, скользнул рукой по налитой груди. По телу пошла судорожная дрожь, отдавшаяся в паху, и он прижался всем телом, чтобы ощутить ее еще сильнее.

Конечно, она почувствовала, как он ее хочет, по крайней мере, Мак очень на это надеялся. Поцеловал нежную шею и задохнулся от забытых ощущений. Прикусил мочку уха и застонал, уперевшись ей в затылок, казалось, его сейчас просто разорвет от желания. — Эва, Эвочка…

И тут же ощутил, как в его руках она съежилась и заледенела.

— Макар, пожалуйста, — сказала сначала тихо, а потом произнесла ясно и четко: — Я не буду твоей любовницей.

— И не надо, — он зашептал, зарываясь глубже в волосы, — мне не нужна любовница. Мне ты нужна, Эвочка, ты и твоя девочка.